Духовой оркестр, состоящий из мужчин и женщин в возрасте от пятнадцати до семидесяти семи лет, в одинаковых фуражках с изображением лиры, исполнил туш.
Две мажоретки в коротких юбочках, едва прикрывающих худые детские ноги, с опереточными киверами на голове несли венок из бессмертника, шагая впереди того, кого все называли «месье депутат». Они поднесли венок к мраморной доске, напоминающей о героизме троих партизан, расстрелянных нацистами у стен школы. На самом деле с ними расправились французы-колаборационисты. Но кто будет обращать внимание на такие мелочи через полсотни лет? Стало хорошим тоном считать, что все население Франции как один человек было полно решимости сопротивляться оккупантам. Зачем раздражать избирателей, которые совсем не желали, чтобы им напоминали об их прежних слабостях или ошибках?
Стоя в последнем ряду небольшой толпы, Франсуа говорил себе, что хотя и после полувекового забвения, но все-таки действительно стоило сделать это для тех парней, которые погибли в двадцать лет. Даже если эти запоздалые почести имели целью лишь позволить избраннику от департамента пожать побольше рук… Несомненно, именно он предложил проголосовать за выделение необходимых сумм из средств генерального совета. В поселке уже был памятник солдатам, павшим на поле брани в 1914–1918 годах. И местные жители охотнее истратили бы деньги на новую клумбу, чтобы получить на конкурсе звание «самого красивого поселка Франции». Особенно если учесть, что партизаны были «посторонними»: они приехали из Марселя.
Зазвучали барабаны.
Взяв венок руками в белых перчатках, Жомгард положил его под тремя фамилиями, выбитыми золотыми буквами, и отступил на несколько шагов.
Труба пропела «Честь павшим».
Жандармы и пожарники в блестящих касках вытянулись по стойке «смирно». В толпе обнажили головы. Волнующие, печальные ноты растаяли в воздухе.
Наступила минута молчания. Только где-то вдалеке был слышен собачий лай. Каждый стремился выразить скорбь, думая о чем-то своем. Франсуа был доволен, что, потерпев неудачу в поисках президента футбольного клуба, он пролистал последние номера «Курье дю Миди». На одной из страниц, посвященных событиям в коммунах, была опубликована заметка, приглашающая жителей на эту церемонию. К счастью, другим журналистам подобная мысль не пришла в голову. После матча большинство уехали в Париж — еще до того как стало известно о самоубийстве Виктора Пере. А Дюгон, считая, что речь идет о бытовой драме, вел расспросы среди членов семьи. Рошан удивился, что даже местные телевизионщики не прислали никого для репортажа. Оглянувшись по сторонам, он нигде не увидел Доминик Патти и ее помощников. Франсуа почувствовал одновременно облегчение и разочарование. Когда он думал об этой молодой женщине, то испытывал какое-то смутное и не столь уж неприятное беспокойство, она и притягивала, и раздражала его. Ее отсутствие было непонятно. «Она так же, как и я, обратила бы внимание на официальные заявления Жомгарда». Но потом он решил, что это не должно его волновать и что она, наверное, разыскивает Пьера Малитрана, которого как президента клуба в первую очередь должны касаться смерть казначея и налоговая проверка.
Новый сигнал трубы прервал общее молчание.
Теперь можно было расслабиться. Все оживились и, наверстывая упущенное, стали разговаривать. Франсуа подошел к группе людей, окруживших парламентария. Выражение досады, тотчас же подавленное, промелькнуло в глазах депутата, когда он увидел журналиста.
— Мой дорогой Франсуа… Вот не ждал встретить вас здесь, вдали от храмов, посвященных богу Футболу.
Один из его спутников воскликнул:
— Он, наверное, пришел нам сообщить, что Марсель получит наконец хорошего пинка!
Все громко расхохотались. Рошан пожал окружающим руки, не объясняя причины своего появления здесь. Депутату-мэру Вильгранда было трудно таким образом отказать, ссылаясь на обстановку, в интервью, которого Франсуа и не просил. Мэр объявил:
— Приглашаю всех выпить вина в честь этого события. Нас ждут в «Оберж де ла Лез».
С минуту Луи Жомгард колебался, не зная, как поступить с Рошаном. Не лучше ли выпроводить докучливого гостя? Их взгляды встретились. Парламентарий прочитал в его глазах спокойную уверенность. Но вне футбола он, наверное, не очень-то большой умник. За стаканом его нетрудно будет нейтрализовать. Депутат решился.
