- От зависти, Данилушка, от зависти! Человек человеку волк. Ежели ты его не подомнёшь, он тебя подомнёт. Кровопивец, кричат, а ты наплюй, да и живи по-своему. Бедного, конечно, не оставь в беде, как в евангелии говорится - нищему подай, батрака накорми, от этого у тебя не убудет...
Павел вдруг сказал громко:
- А надо так сделать, чтобы нищих и батраков совсем не было!
Все умолкли и с удивлением взглянули на Павла.
- Ох ты, боже мой, - закачал головой дед Серёга, - вот и цыплята заговорили.
- А что же ты, дедуня, всё «моё» да «моё».
- Ну, ну, ты потише! - крикнул Трофим.
- Подожди, Трофим, пусть скажет, - остановил его дед Серёга.
- Надо говорить не «моё», а «наше»! - продолжал Павел потише. - Надо, чтобы каждый человек не про одного себя думал, а про то, чтобы всем людям хорошо жилось, тогда никаких батраков не будет.
- Да как же это сделать, внучек? - ударил дед Серёга ладошкой по коленке. - На батраках мир держится.
- А надо, чтобы все в колхозе жили! - убеждённо сказал Павел.
- Вот как! - воскликнул отец.
- А кто же это тебе сказал? - внимательно посмотрел старик в глаза Павла.
- Зоя Александровна.
- Учителка ваша?
- Ага.
- Пустые это разговоры, Пашутка. Я ж сказал: человек человеку волк. А волк - он живёт обособленно... Колхоз! Да в колхозе все горло друг дружке перегрызут.
- Мал он, зелен... - вдруг рассмеялся Трофим. - Небось, слышал, как я на собрании про колхоз говорил. Дурачок ты, Пашутка, собрание - это одно, а жизнь - другое. Налей-ка, папаня, ещё по одной...
Данила поманил кивком Федю и сказал шёпотом, протягивая стакан:
- На... допей.
Федя покачал головой:
- Пей сам, Пашка говорит - нельзя ребятам. - И с тревогой взглянул на старшего брата.
Федя очень любит Павла и во всём старается ему подражать. Ведь с осени Павел будет учиться уже в четвёртом классе, а он, Федя, только пойдёт в первый. И потом ещё, Павел - вожак в отряде у пионеров, его все ребята слушаются. Через два года Федя тоже будет пионером!
Данила усмехнулся:
- Мало что Пашка говорит... Кто он тебе?
- Брат.
- Так я ж тоже брат.
Федя молчит, соображая что-то.
- А ты не пионер! Вот! - говорит он.
Павел сидит молча. Густые тёмные брови чуть срослись на переносице. Над правой бровью подрагивает родинка. Он мучительно думает: как это так - на собрании одно, а в жизни другое?
Дед Серёга весело кивает Павлу:
- Федюшке-то пить нельзя, а старшому приучаться можно.
Трофим пьяно улыбается, тянется к Павлу, обнимает:
- Сынок, поди ко мне, милый...
Он горячий и потный, от него резко пахнет водкой, но Павел так поражён этой неожиданной лаской отца, что льнёт к нему и говорит тихо и растроганно:
- Папанька... папанька...
Мать, улыбаясь, смотрит на них.
- Давно бы так... А то совсем забыл, как детей любить надо.
Отец целует мальчика мокрыми губами, подсовывает ему стакан:
- Выпей, сынок, за папаньку. За папанькино здоровье!
- Ему нельзя, дядя Трофим: он пионер, - кривится Данила.
- Трофим! Рехнулся, что ли? Мальчишке тринадцать лет... Не слушай его, Пашутка! - кричит Татьяна.
Но Павел нерешительно берёт стакан:
- Подожди, мам... Ведь за папаньку!
Татьяна гневно кричит:
- Трофим!
- Ну ладно, ладно, не буду... - виновато посмеивается отец. - Давай, Таня, чаю...
- То-то - чаю... - Татьяна успокоенно улыбается, осторожно отстраняет прижавшегося к ней Романа и привычными движениями убирает со стола.
- Чай, - говорит дед. - его хорошо со сладким пить. А что у вас к чаю есть?
- Есть кое-что, - зевает Трофим, подмигивая Феде. - Есть сладкое.
Он, покачиваясь, выходит из-за стола, распахивает дверцы шкафа.
- Конфеты! - счастливо визжит Федя.
- С начинкой! - Трофим прищёлкивает языком и, помахивая кульком, закатывается вдруг хриплым смехом. - Привезли сегодня в кооператив, ну, я и взял. А главное - никакого расхода! Председатель совета!
Он сунул детям по две конфеты. Федя быстро нагнулся над столом и прихлопнул конфеты ладонью, будто это жучки, собирающиеся улететь. Потом взглянул на старшего брата. Павел сидел покрасневший и мрачный. Он не прикасался к конфетам.
- Я не буду их есть, - тихо проговорил Павел.
- Тогда и я не буду... - сказал Федя.
