— Мы убийцы, — глядя ему в глаза, четко проговорила я, — помнишь ты об этом, или нет — дело твое. Но тот, кто вчера был здесь, это знает. И не оставит нас в покое.
— Извини, — его голос ничем не выдавал того, что испытывал сейчас. Он был спокоен и собран, как всегда, но на один-единственный миг сбросил маску, которую быть может, носил всю сознательную жизнь. Почему именно здесь и сейчас, со мной, своим вероятным союзником? Не доверяет? Скорее всего. Но в чем он может меня подозревать?
— Проехали, — со всей возможной беззаботностью, ответила я, — ты прав — от тела нужно избавляться. Но не прямо сейчас. Думаю, лучше всего положить его в багажник, а, дождавшись ночи вывезти в лес, и там закопать.
— Не ожидал, что ты будешь так спокойно об этом говорить.
— Ну, мне тоже хочется жить. И, по-возможности, на свободе. Не хотелось бы попасть в тюрьму за преступление, которое не совершала. Мне достаточно собственных грехов, чтобы брать на себя еще и этот.
Наверху послышались торопливые шаги, и вскоре к нам присоединился Никита:
— Все готово?
— И даже без твоей помощи, — незлобно проворчал Мишка.
— Ты же знаешь, что я не могу, — побледнев, он старался изо всех сил не смотреть в сторону тела.
— И как мне угораздило с тобой связаться?
— Друзья детства — это проклятие на всю жизнь — неожиданно съязвил Никита.
— Зришь в корень, Рыжик. И все же, испачкаться тебе придется, — Мишка указал на пятна, покрывающие пол, — это будет твоим личным вкладом в наше общее дело.
Он подошел к телу, и посмотрел на нас:
— Думаю, моя машина подойдет.
Было тяжело — тело начало коченеть, обвивавшие целлофан веревки больно врезались в руки, грозя разрезать кожу до крови, если бы мы не додумались одеть перчатки.
— Нужно вывести машину из гаража и подогнать к входу — с трудом выдавил Мишка, достигнув верней ступеньки лестницы ведущей из подвала, — иначе мы его не дотащим.
— Хреново, если мы не сможем его уложить, — Никита шумно дышал слева от меня, изо всех сил пытаясь не выпустить ношу из рук, — он же не гнется совсем.
— Дальше будет еще хуже, — выдавила я, толком еще не понимая, зачем, — часов через шесть он превратиться в камень.
— Заткнитесь оба, — буркнул Мишка, толкнув ногой дверь, и буквально выволакивая тело в коридор.
Обессилено положив его на и без того испорченнее ковер, мы сели прямо на пол, чтобы передохнуть. Отрешившись от всего, что меня окружало, я уставилась на свои ладони. Внезапно мне захотелось сорвать с них перчатки и хорошенько вымыть руки, но переборов себя, я перевела взгляд на тело:
— Я тебя не убивала. Тогда почему меня не покидает чувство, что ты МОЯ жертва?
— Нам пора. Потом отдохнете, — поднявшись на ноги, Мишка достал из кармана ключи, и, бросив их Никите, велел подогнать машину как можно ближе к выходу. Было раннее утро, и у нас оставалась надежда, что всю операцию можно проделать без привлечения чьего-то внимания.
Когда мотор заурчал рядом с нами, он взглянул на меня и сказал:
— Ну, с Богом, — сам не понимая, до чего было абсурдно это пожелание.
Никита предусмотрительно отрыл багажник, и сейчас нервно оглядывался по сторонам. Убедившись, что все в порядке он дал нам знак. На этот раз, вдвоем, было гораздо тяжелее. Мишка взял большую часть веса на себя, и мне оставалось поддерживать неудобную ношу за ноги, и следить, чтобы кровь, проступившая под слоем целлофана не оставляла в коридоре следов. Я заметила ее совершенно случайно — наверное, Мишка очень спешил, "пеленая" несчастную жертву нашего преследователя.
К счастью, Никита додумался расстелить в багажнике клеенку, и мы, свалив грузное тело и захлопнув крышку, расслабленно вздохнули.
— Надеюсь, мне никогда больше не придется этого делать, — послышался голос Рыжика. Но у меня уже не было сил, чтобы как-то среагировать на его слова.
1993 год…
Ребята сидели в машине, в полной темноте. Они так и не решились включить фонарик, боясь привлечь к себе внимание, хотя эта дорога считалась давно заброшенной.
— Ты уверен, что там совсем не было денег? — не выдержал долгого молчания Никита.
— Уверен, — отрезал Мишка, — там лежало несколько десяткой баксов, какие-то бумажки, и вот это.
