— Откуда вы так много о ней знаете?
— Я, разумеется, не была ее современницей. Родилась через несколько лет после ее смерти. Но это не имеет значения. Меня всегда интересовала ее судьба. Видишь ли, она любила приключения. Опасные приключения. О ней и о событиях, в которых она была замешана, ходили странные слухи.
— А как на это смотрел мой прапрапрадедушка?
— Думаю, он до смерти за нее боялся. Говорят, души в ней не чаял. Кстати, Стаффи, ты читал «Узника Зенды»?[74]
— «Узник Зенды»? Что-то знакомое.
— Разумеется, знакомое. Это роман.
— Да, конечно, я понял, что это роман.
— Впрочем, откуда тебе знать. До вас это уже не дошло. А вот когда я была девчонкой — это было одно из первых романтических впечатлений, которые нам довелось пережить. Не поп-музыканты и не «Биттлз». Всего-навсего книга, роман. Когда я была молода, нам запрещали читать романы. Во всяком случае, с утра.
— Что за необычные правила, — сказал сэр Стаффорд. — Почему же нельзя было читать романы именно по утрам?
— Видишь ли, по утрам девушкам полагалось заниматься чем-то полезным по хозяйству. Скажем, ухаживать за цветами, чистить серебряные рамочки для фотографий. Этим и развлекались. Еще немного занимались с гувернантками. А вот после обеда нам разрешалось почитать какие-нибудь книжки. И обычно одной из первых нам попадался «Узник Зенды».
— Очень милая, респектабельная книга, не так ли? Кажется, я что-то припоминаю. Возможно, я ее все-таки читал. Все исключительно благопристойно, я полагаю. И кажется, никакого секса?
— Господь с тобой! Нам не давали подобных книг. Мы упивались романтикой. «Узник Зенды» — сплошная романтика. Обычно все влюблялись в главного героя, Рудольфа Рассендила.
— Кажется, и это имя мне знакомо. Немного вычурное, не правда ли?
— Ну, мне-то его имя до сих пор кажется романтичным. Двенадцать — да, мне было тогда двенадцать лет. Я вспомнила о нем, когда ты пошел наверх взглянуть на тот портрет. Принцесса Флавия, — добавила она.
Стаффорд Най смотрел на нее с улыбкой.
— Вы прямо помолодели: раскраснелись, разволновались, — заметил он.
— Ну и разволновалась, что ж такого? Современным девушкам эти чувства неведомы. Они умирают от любви или падают в обморок, когда кто-то бренчит на гитаре и вопит во весь голос, но они не умеют чувствовать. Кстати, я не была влюблена в Рудольфа Рассендила. Я влюбилась в другого — в его двойника.
— А у него был двойник?
— И еще какой! Король Руритании.
— А, конечно, теперь вспомнил. Так вот откуда это слово, Руритания[75] — то и дело его поминают. Да, кажется, я читал эту книгу. Этот Рудольф Рассендил выдает себя за короля Руритании и влюбляется в принцессу Флавию, с которой тот обручен.
Леди Матильда несколько раз подряд тяжело вздохнула.
— Да. Рудольф Рассендил унаследовал рыжий цвет волос от одной из своих прабабушек, и в книге есть место, где он склоняется перед портретом и говорит что-то про тетушку — не могу вспомнить имя — Амелию или как ее там, — от которой унаследовал внешность, как, впрочем, и все остальное. Вот я на тебя сейчас смотрела и представляла, что ты Рудольф Рассендил, отправившийся посмотреть на портрет своей дальней родственницы, чтобы проверить, не напоминает ли она тебе кого-то. Значит, ты попал в романтическую историю? Ну, признавайся.
— Да с чего вы взяли?
— Знаешь, в жизни довольно мало разнообразия. А когда что-то случается, обычно узнаешь знакомый узор. Это как в книге «Вяжем сами» — примерно шестьдесят пять различных образчиков. Так вот, когда ты знаешь определенный узор, ты его всегда заметишь. Твой теперешний узор, насколько я понимаю, называется романтическое приключение. — Она вздохнула. — Но ты, я думаю, ничего мне не расскажешь.
— Рассказывать-то нечего, — сказал сэр Стаффорд.
— Ты всегда был отменным лгунишкой. Ладно, пусть будет так. Когда-нибудь ты ее ко мне приведешь. Это единственное, чего мне хотелось бы, пока доктора не прикончили меня очередным антибиотиком, который они только что открыли. Мне теперь приходится принимать кучу таблеток всех цветов радуги! Ты глазам своим не поверишь!
— Не понимаю, почему вы говорите «ее» и «она»…
