Пассажир без билета - страница 24
— Терпи! Твоя башка должна лечь на задницу! Гнись назад! Гнись! Сызнова гнись!
Дойнов опять больно надавил, и Левка еще раз вскрикнул от боли.
— Не бойсь! Не сломаю! Теперь садись на пол.
Громадина борец всей своей тяжестью стал давить на мальчика сверху, мять ручищами. Эта пытка продолжалась около двух часов. Вспотевший, измученный, Левка к концу репетиции еле дышал.
— Теперь сходим в баню, попаримся как следует, потом обедать. Любишь париться-то? Молодец!
— Потри спину, — попросил в бане Дойнов.
Левка принялся намыливать огромную мускулистую спину атлета, изо всех сил натирать ее мочалкой. И тут взгляд его упал на изуродованные уши борца. Левка подумал:
«А может, набрехал Мишка, что у борцов уши жесткие? На вид они совсем мяконькими кажутся... Может, он ничего не знает про уши-то? Просто отцу поверил... Вот бы пощупать... Нет, неудобно... А момент самый подходящий... Когда еще такой будет...»
Уши-пельмени были совсем рядом. Они дразнили, манили... Левка слегка ткнулся в них носом, но ничего пе почувствовал. Решившись, наконец, он как бы ненароком задел намыленной мочалкой правое ухо Дойнова, схватился за него двумя пальцами, быстро ощупал сверху вниз.
«Действительно, как из камня. Одни хрящи. Не сбрехал Миша. Может, и насчет борьбы они с отцом правы?..»
— Ты чего? — удивился Дойнов.
— С ушей мыло снял, — сказал довольный своей находчивостью Левка и спросил, осмелев:
— Это у вас крестик золотой?
— Ясное дело, золотой.
— Значит, вы в бога веруете?
— Кто же не верит в бога? Одни чмуры. Я еще и ладанку ношу А ты неверующий?
— Неверующий.
— Ну и охламон, выходит.
После бани Дойнов торжественно вручил ребятам заветные матроски.
— Как харуимы вы у меня. Как куклята!
— Ну, мы пошли в детдом. Наших навестить.
— Дело! Стой, куда без шляпы-то? Спятил?
— Не надо шляпы...
— Как так не надо? — мгновенно рассвирепел Дойнов. — Чмур упрямый! Что такое шляпа, я тебе объяснял? Повтори!
— Символ артиста, — робко пролепетал Левка.
— Ну вот то-то. Чтобы по улице без шляпы ходить не смел. Только в комнатах разрешаю сымать. Подложи газетины и дуй.
Было ужасно стыдно идти в шляпе. Левке казалось, что вся улица смотрит на него. Мимо пробежали трое мальчишек.
— Велипут! Цилиндра! — закричали они.
Левка снял шляпу, понес ее в руке.
В детдоме старенькие матроски с якорями вызвали восторг. Ребята ходили за Сабиной и Левкой толпами, щупали материал.
— Вот повезло вам, — с завистью говорили они, — А шамовка хорошая?
— Мировая! Не то что в детдоме.
— А Дойнов вас не калечит?
— Что вы. Сказали тоже. Он совсем как родной!
Тем же вечером Дойнов случайно встретил Лёвку на улице со шляпой в руках.
— Я что тебе сказал, упрямый чмур? Будешь слушаться пли нет?
Залепив Левке увесистую оплеуху, Дойнов по самые уши нахлобучил на него шляпу.
Как-то к Левке и Сабине пришел в гости Миша. Из комнаты хозяйки доносился равномерный стук швейной машинки.
В клетках распевали канарейки. Пахло сиренью. Пышные ветви заглядывали прямо в раскрытые низенькие окна. Вечернее солнце ударяло в зеркало, и на обоях дрожал большой зайчик. Сабина отдыхала, лежа на диване, Левка — у стола на вытертом коврике для выступлений. Миша сидел рядом на табурете.
— Есть такая казнь, — рассказывал Левка Мише. — Наклоняют деревья, привязывают к макушкам за ноги человека и отпускают... Вот и мне так же больно, когда шпагат делаю... А когда Донец мять начинает — еще больней...
— Больше сил нет, — вздохнула Сабина. — Шпагат мне дается легко. А вот когда стою на руках, тошнит и запястья болят... А уж сколько времени репетируем...
— А я на любые муки согласен, лишь бы в клоуны взяли, — вздохнул Миша.
— Это тебе так кажется, — сказала Сабина. — Ни рукой, ни ногой не пошевелить... Верно Донец говорит, слабенькая я... И температура тридцать восемь и два.
—- И у меня повышенная, — сказал Левка. — Это просто крепатура.
— Что за «крепатура»? — спросил Миша.
— Перетренировались. С непривычки. Большая нагрузка на мышцы.
— Так ведь круглые сутки ломаемся, — сказала Сабина. — И с Донцом и без него...
— Пошли ко мне, бедолаги... Костюмы будем мерить, — позвала хозяйка.
