— По профессии я инструктор физкультуры. Преподавал в Тбилиси, в техникуме. Номерок себе сделал. Сперва как-то выступил в самодеятельности, потом стал подрабатывать в «левых» бригадах. А Валерия — цирковая. Воздушный номер когда-то работала. Все мечтает вернуться в цирк. Ну, пора, Левка. Завтра чуть свет подводу подадут, а мы еще не паковались!
Бригада подъезжала к Круглоозерному. Сидя на облучке, Левка тихо разговаривал с Сабиной и Мишей, который отпросился с ребятами в Круглоозерное и в Серебряково.
— Ты не представляешь, как я волнуюсь! Сабина уже выступала, ей легче. Мне кажется, у меня ничего не получится, завалю все трюки, будут одни дрова [4]. Сейчас вот только подумал, что на сцену выходить, что на меня все смотреть будут, и сразу вспотел, как мышь. Вот, пощупай лоб. А что на представлении будет... Ужас как страшно!..
— И мне страшно, хоть я раньше и выступала. Душа в пятки уходит...
— Знаете, что я придумал, — сказал Миша. — Вы с Сабиной сейчас сойдете с подводы и пойдете пешком. Чтобы наши не догадались, что вы стали артистами. Скажем, пришли на концерт. А потом вас объявят. Что будет, представляете?
Выдумка Миши всем понравилась.
— Только сами не проговоритесь, сказал Абашкин. — Разболтаете, не удержитесь!
— Удержимся.
Они спрыгнули с телеги, пошли не торопясь.
— Ты шляпу спрячь, как будем подходить, — сказала Сабина. — А то все сразу догадаются, что ты артист.
— Обязательно.
— Что за чепчик, Чапай? — раздался за спиной радостный голос Машки.
Пришлось все рассказать по секрету. Потом по секрету Радику. Сабина по секрету проболталась подружке. Радик — младшим. Младшие — старшим. Старшие — воспитателям. Те — заведующему. Заведующий сказал:
— Надо ребятам, пожалуй, цветочков преподнести... И речь сказать, что ли... Только юным артистам об этом ни слова. Пусть будет сюрприз.
Воспитатель по секрету рассказал дежурному, которого послал за цветами, дежурный — приятелю. Приятель — брату. Брат — Радику Радик — Машке. Машка — Левке и Сабине...
Но все равно все вышло очень трогательно. И речь заведующего всем очень понравилась, и букеты получились замечательные. Детдомовцы не отпускали Левку и Сабину со сцены: хлопали, визжали от восторга. Сабине и Левке казалось, что на земле нет более счастливых людей, чем они.
Левка снова был героем дня. Оп еле успевал отвечать на вопросы:
— А лягушки у хромого дрессированные?
— Ясное дело, дрессированные. Будут тебе обыкновенные лягушки вылезать изо рта вперед задними лапками. Знаешь, сколько с ними репетировать приходится. С ума сведут, пока их не вразумишь.
— Неужели все понимают?
— Абсолютно! Только что не разговаривают. Одна ему прикурить спички приносит. Сам видел. Умора! Ее Люськой зовут. А Манька по утрам будит. Приползает на подушку, квакает, как будильник. И всегда в шесть утра. Ровно. А возит он их в особенном чемодане с аквариумом. У каждой своя подушечка. Как буржуйки. Только на мягком спят.
Ребята изумлялись, слушали, раскрыв рты, ахали, качали головами.
— А что он пьет? Правда, керосин?
— Не имею права говорить. Тайна. Я смертную клятву давал.
— И мне не скажешь? — обиделся Машка.
— Тебе с Радиком попозже скажу, если смертную клятву дадите.
Пристрастный допрос состоялся в кузнице.
— Насчет дрессированных лягушек набрехал?
— Набрехал. И что с собой возит тоже... Вместе ловим.
— А как он столько воды выпивает?
— Он несчастный человек, — сказал Левка. — Этот номер работать очень трудно. Его учили с детства. Он здорово желудок разработал. Конское ведро входит. На двенадцать литров. Выдует ведро, напряжет мускулы и обратно...
— А керосин он на самом деле пьет?
— Да. Он обедает в час дня. Потом до вечера ничего не ест. Приходит за час до работы, промывает водой желудок. И после керосина час промывает. Потом ужинает. И так каждый день.
— Веселенькая житуха!
— Умора! Пришли мы в Уральске в керосинную лавку В ней керосин разных сортов. Панич не знает, какой сорт брать. Попросил попробовать. Продавщица не поверила. Думает, шутит человек. Он взял в рот, проглотил. У нее глаза на лоб. Дала всех сортов и денег никаких не взяла. Чуть не заплакала от жалости. Иди, иди, говорит, алкоголик несчастный, пропащая душа твоя!