— А как же Марина? — невинно спросила я. — Побоку?
— Дрянь!
— Если тебе нужен секс, я буду тебе давать. Время от времени мне он самой нужен.
— Подачек не беру!
Он вскинулся с кровати, я рассмеялась. Он схватил мои щеки и губы щепотью. До боли. И посмотрел на меня сужеными щелями глаз. Знакомыми с детства. Как у отца.
— Сейчас дашь!
Его ногти впились мне в лицо. Это было так знакомо. Дежавю сказочной страны. Его оловянный солдат в бычьей коже вытянулся во фрунт. Так бывает у мужчин, охваченных яростью. И я почувствовала жаркую, волглую тяжесть внизу живота. Я сдалась без боя. Легко. Пропустила слишком близко быка от собственного тела. И он меня задел. Мы оба друг друга задели до ран с кровью из жестокого секса в душной, перегретой солнцем комнате без кондиционера. Внутри жаркой, кипящей волны из пота. Его и моего. Волны, которая сделала наши тела скользкими, распаленными, жадными, беспощадными. Волны безжалостного секса, чтобы захлебнуться от изнурения. Как тогда. В те времена.
* * *
Днем я одевалась на день рождения папы. Купила новое платье. Специально. У нас всегда было много гостей. Папины друзья хорошо пели, под нашими окнами даже собирались соседи. Просто так. От нечего делать. Песни послушать. Почему нет? У нас всегда весело. Я ждала семейных праздников с нетерпением. В доме моего мужа я дичала, засыхала, рассыпалась от ветхости, пропитывалась затхлостью. У мужа имелся единственный друг Радислав, я его не терпела. А больше никого. Муж был одиночкой. Только полевые выезды на нелепые раскопки со случайными приятелями по интересам. Он никогда не приглашал их к себе даже до женитьбы. Я спрашивала.
Отражение моего мужа появилось за моим.
— Готовишься к очередному великому собранию?
— У папы день рождения, — ответила я.
Мне не хотелось портить настроение перед праздником.
— Ты никуда не пойдешь!
Господи! Что приключилось? Бешеный бык сбежал из загона?
— Я не могу не пойти на день рождения родного отца. Мариша, собирайся!
— Если меня туда не зовут, то и ты не пойдешь!
Наши глаза встретились в глади зеркала. Мы пробуравили друг друга взглядом до трепанации костей черепа.
— Мариша! Скорей! Надевай платье.
— Я без папы не пойду! — сказала моя дочь.
Она смотрела на меня исподлобья, насупившись, как молодой бычок.
— Мариша, так нельзя, — сказала я. — Дедушка обидится. Он ждет тебя. Без тебя праздник — не праздник.
— Я без папы не пойду! — повторила моя дочь. Жестко, как ее отец.
— Не ерунди! — Я наклонилась и стала надевать на нее праздничное платье.
— Я не пойду! — со злобой крикнула она и стукнула меня кулаками в грудь. — Сама иди!
Так больно. До слез. Так неожиданно. До слез, которых не удержать никакой силой.
Я ушла на кухню. У меня лились слезы рекой. Неудержимо. Я слышала мягкий, увещевающий голос моего мужа. Он учил своего детеныша правильно себя вести. Как бы поступил мой отец, если бы я так сделала с мамой? Убил бы!
— Я хочу, чтобы она умерла! — крикнула моя дочь.
Я вымыла лицо холодной водой на кухне и ушла. Родителям я сказала, что Мариша недомогает. Папа похмурился и отвлекся на гостей. На дне рождения папы никто ничего не заметил. Всем было весело. Мне говорили: подыграй на фоно этой песне, я подыгрывала. Мне говорили: подбери музыку к этой песне, я подбирала. За мной ухаживали, я улыбалась. Танцевали со мной, я танцевала с кем-то, чьих лиц не помнила. Мне говорили: помоги, я помогала. Я делала все, что мне скажут. На автомате. И думала, когда же все уберутся. Они разошлись в три часа утра.
— Я останусь? — спросила я. — Уже совсем поздно.
— Конечно! — воскликнула мама. — Зачем ты спрашиваешь?
— Красавица моя, — папа меня обнял. — Я скучаю. Сильно скучаю по тебе.
Он ничего не заметил.
Я легла в гостиной, у стола, заставленного недопитыми бокалами с вином и тарелками с остатками еды. В моей бывшей комнате было нельзя. Там детская.
— Что случилось? — испуганно спросила мама.
Она не зажгла свет. И слава богу. Хорошо, что она не видела моего лица.
— Ничего. Все в порядке. Не волнуйся.
Мама стояла в ночной рубашке рядом с диваном и не уходила.
— Все в порядке, — мягче сказала я. — Я устала.
