- Я рад, что вы здесь, ребята, - говорит Счастливчик, и она с благоговением внимает каждому его слову. - Мы обязательно должны были приехать сюда сегодня. Здесь, в этом доме, я бываю по-настоящему счастлив. Я хочу, чтобы вы об этом знали. И давайте выпьем за человека, который мне это счастье дарит.
Он поцеловал ее в лоб, прежде чем чокнуться с нами. И могу поклясться, что более счастливого лица, чем у нее в этот момент, я в своей жизни не видел...
Похоже, что сосед специально поджидает меня у ворот. Для вида он возится со своими голубями, но, заметив меня, сразу же оставляет их. Здоровается. Спрашивает, как дела, как работа? Потом, извинившись, переходит к основному разговору. Просит, чтобы я понял его правильно. Предупреждает, что говорит он имени всех соседей, которые любят меня, как сына.
Едва он остановил меня, я уже знал, о чем пойдет разговор. Но послать его к черту не могу: он искренне озабочен моим поведением, ребенком я сидел у него на коленях, и он совершенно трезв сейчас, хотя любит поддать.
Прикидываться дурачком тоже не хочется. Можно, конечно, повести себя так, будто не понимаю, о чем речь. Но надолго меня не хватит.
- Конечно, на вкус и цвет товарища нет, - продолжает он, - но все же не о такой невесте мечтала покойная мать.
Успокаиваю его, как могу, объясняю, что Вика не невеста, а просто знакомая, поживет несколько дней и уедет...
- Смотри - затянет... Привыкнешь, а потом поздно будет. Я уж это знаю сам однажды погорел...
Как он погорел, знает весь двор. И в этом смысле не ему меня учить - к его жене и привыкнуть нельзя. Двадцать лет живут, и все двадцать лет она убеждает соседей, что он по ночам какими-то газами ее травит. Ну, что ему сказать? Изображаю что-то неопределенное, означающее, что принимаю его предостережение к сведению, и иду домой...
Подав ужин, она садится напротив и, упершись подбородком в ладони (пальцы короткие, грубые, с обгрызанными ногтями), преданными глазами следят за тем, как я ем.
Сообщаю о том, что должен после тренировки встретиться с ребятами. Лицо мгновенно преображается - теперь оно полно враждебности. Начинаю оправдываться: нельзя же так обижать ребят, совсем не видимся в последнее время, я из дома не выхожу; в конце концов она сама виновата - испортила с ними отношения... И вообще, все гораздо сложнее, чем она думает.
Напряженно вслушивается в каждое слово. Вцепившись в меня взглядом, ждет продолжения.
- Понимаешь, я рад, что ты приехала, но у меня же свои дела, работа, знакомые...
- Какие знакомые?..
Все остальное пропущено мимо, опасность уловлена именно в этом слове, и только оно ее интересует.
- Ну, разные... Реакция мгновенная:
- У тебя есть девушка?
Ну что ей сказать? Не так уж мне нравится эта девушка, но все же она есть, И жаждет встречи.
- Есть, - конечно, - говорю как о чем-то совершенно пустячном, встречаемся иногда.
- Давно?
- Не помню, точно... С полгода, наверное.
- Красивая?
- Ничего.
- Фотография есть?
- Где-то была... Групповая. Новый год вместе встречали...
- Покажи.
Иду за фотографией.
- Эта? - вглядываясь в сидящих за новогодним столом, сразу находит соперницу.
-Да.
- Красивая... Но глупая... - С отвращением отбрасывает карточку и обиженно отворачивается.
Беру висящую за шкафом рапиру, перекидываю через плечо сумку.
Что бы такое утешительное сказать? Ничего не придумав, предлагаю ей почитать.
Вытаскиваю из шкафа стопку тоненьких книжиц о кинозвездах. Мозжухин, Пат и Паташон, Ната Вачнадзе, Дуглас Фербенкс... Мамины любимцы...
Еще труднее что-либо объяснить другой.
Как всегда, встречает меня после тренировки. Бледное, чуть скуластое уверенное лицо. Умным его не назовешь, но зато красивое.
- Куда ты пропал?
- Разве ребята тебе не сказали? Очень много работы было... Продолжаем стоять у входа в "Буревестник".
- Куда пойдем?
- Даже не знаю. - Что-то не хочется никуда с ней идти."
- Что с тобой?
- Ничего... Устал немного.
На ней странное прямое платье без талии, с оборками на подоле. Вид получается немного беременный. Новая мода, наверное.
- Что ты так смотришь?
- Платье...
