— Предъявите мне неопровержимые улики, и я подпишу ордер на его арест.
— Но если это он, в моем распоряжении всего девять дней. Тринадцатого он улетает.
— Делайте, что считаете нужным. — Ямской открыл дверь сарайчика и поставил ведро на место.
В открытую дверь Аркадий увидел двух гусей со свернутыми шеями. Подвешенные за лапы, они "дозревали". Но охота же на них запрещена! Так как же Ямской, человек с его положением, посмел убить их?
Аркадий возвращается в "Украину" и находит подсунутый под дверь конверт с запиской.
В записке сообщалось, что Паша и Голодкин убиты наповал выстрелом с расстояния не более полуметра. Н-да, перестрелка! Оба наповал, один в спину, другой в лоб. Расстояние между их трупами три метра. Левин не подписался, но Аркадия это не удивило.
Кто шел за Пашей и Голодкиным до подъезда дома номер два по улице Серафимовича? Кто постучался в дверь квартиры и предъявил удостоверение, которое заставило Пашу отступить, а Голодкина вогнало в трепет? Их было двое, решил Аркадий. Один не справился бы, а трое вызвали бы подозрение даже у доверчивого Паши. Так кто же стрелял Паше в спину, перепуганному Голодкину в лоб? Как ни раскладывай — Приблуда. Больше некому. Осборн сотрудничает с КГБ. Майор Приблуда прикрывает Осборна. Потому-то он и не взял дела. Это означало бы, что КГБ допускает, что в нем замешаны иностранцы. Американское посольство, это шпионское гнездо, сразу на дыбы… Лучше пусть следствие ведет старший следователь прокуратуры, но безрезультатно.
Аркадий увидел у себя на столе ящик с бобинами, доставленный утром, и достал записи, сделанные всего два дня назад.
Нет, надо продолжать, и мы еще посмотрим!
Первая запись оказалась очень короткой: стук открываемой двери, голос Осборна: "Здравствуйте!", "Где Валерия?", "Я как раз собрался погулять". Стук захлопнувшейся двери.
Аркадий вновь и вновь прокручивал этот разговор. Он узнал голос девушки с "Мосфильма".
Аркадий повел Лебедя в кафе и дал ему фотографии Джеймса Кервилла, Кости-Головореза и Валерии Давыдовой. От черного свитера Лебедь казался еще более худым. Как-то он выживет, став осведомителем?
— Значит, расспроси, не знает ли их кто-нибудь. — Он бросил на столик несколько рублевок и вышел.
Ирина Асанова жила в полуподвале многоэтажного дома возле ипподрома. Поднимаясь по лестнице к парадной двери, она смерила Аркадия презрительным взглядом. Ее заплатанное пальто хлопало на сквозняке.
— Где Валерия? — спросил Аркадий.
— Валерия?.. Какая Валерия? — Она запнулась.
— Вы не сочли нужным сообщить в милицию, что у вас украли коньки. Или вы опасались, что вас по ним разыщут?
— В чем вы меня обвиняете?
— Во лжи. Кому вы одолжили коньки?
— Я опаздываю на автобус!
Аркадий схватил ее за руку. Такую мягкую, теплую…
— Так скажите, кто такая Валерия.
— Да о чем вы? Кто, что… Я ничего не знаю. Как и вы!
Она вырвалась и убежала. Аркадий прошел мимо остановки автобуса, где толпилось немало девушек. В сравнении с Ириной Асановой они были как капустные кочаны рядом с розой.
Аркадий отправляется в Министерство внешней торговли и рассказывает Евгению Менделю запутанную историю о том, как некий американский турист, "посещая деревню, где родился", в двухстах километрах под Москвой, скоропостижно скончался и какие злоключения пришлось претерпеть покойнику, потому что у МИДа не нашлось бланков на этот случай. Сначала в деревне его упихнули в домашний холодильник, где он из-за бюрократической волокиты пролежал полмесяца, после чего несчастные хозяева холодильника отвезли его в Москву и подбросили в вестибюль Минвнешторга. А бланков все нет. "Кое-кто высказал предположение, что их вообще не существует, и тут поднялась паника". Среди возможных выходов из ситуации — потерять труп, отвезти назад в деревню — предлагалось и "похоронить в парке Горького". В конце концов — обратились к Аркадию и Левину.
Евгений Мендель, сидевший в тот день в бане с Осборном и часто возникавший на осборновских пленках, ничего не знал ни о Джеймсе Кервилле, ни о трупах в парке Горького — пока он слушал эту байку, его безмятежная физиономия ни разу не омрачилась тревогой.
