Парад планет - страница 23

…Мы снова сидим за столиком в столовой, пьем чай. Ждем приговора. Прокурор смотрит в сторону, помешивает ложечкой чай.

— А вас никогда не грабили? — вдруг спрашивает он.

— Нет.

— И никогда не обступали в переулке? Не пытались сорвать с руки кольцо? Нет? — Он смотрит на меня без улыбки.

Я уже понимаю, куда он гнет.

— А вы знаете цифры… — говорит он. — Цифры… показатели преступности по нашему району? И между прочим, не нужда теперь толкает людей на преступления…

— Да, конечно.

— Не нужда, — повторяет он со вздохом, — а другие причины, в том числе и эмоциональные мотивы, о которых вы так красиво говорили…

— Вот именно! Не нужда! Так давайте же разбираться в этих эмоциях. В этих мотивах… И потом, знаете, если все будут прокурорами… боюсь, что это к добру не приведет… Кто-то должен защищать, верно?..

— …Рассмотрев обстоятельства дела, заслушав показания свидетелей, суд постановляет: приговорить Костину Валентину Сергеевну, 1948 года рождения, проживающую в городе Москве, ранее не судимую, на основании статей пятнадцатой и сто третьей Уголовного кодекса РСФСР к трем годам лишения свободы…

Судья делает небольшую паузу. Зал застывает в напряженной тишине.

— Однако, принимая во внимание смягчающие вину обстоятельства, личность подсудимой, ее чистосердечное раскаяние, а также то, что Костина в прошлом к уголовной ответственности не привлекалась, суд находит возможным применить вышеуказанную меру наказания условно, освободив подсудимую из-под стражи в зале суда…

В зале шум. Конвой расступается. Костина стоит в оцепенении, смотрит на судью, а тот с невозмутимым видом вкладывает странички приговора в папку дела, уже передает секретарю… И вместе с заседателями спускается в зал, идет к выходу. В зале еще слышны нестройные хлопки… Девушки с почты подбегают к барьеру, каждая считает своим долгом обнять Костину… Заведующая жмет мне руку, на глазах ее слезы…

Выходит из зала и женщина-милиционер в синем берете. Уже у дверей оборачивается, смотрит на Костину.

— Ты чего? Так и будешь сидеть? Тебя же условно, иди…

— Сейчас, — с трудом откликается Костина.

— Вот чудик, — удивляется женщина. — Другая бы скорее домой побежала, а она сидит. Слышала? Освободить из-под стражи… Все, стражи нет. Иди себе!..

Костина механически кивает ей вслед, но со скамьи не поднимается. Снова кивает кому-то, изображает улыбку. В зале уже пусто, последние зрители скрываются в дверях… Подхожу к барьеру, но моя подзащитная не думает подниматься со скамьи, сидит с прежним отсутствующим видом…

— Идем, идем, — я дотрагиваюсь до ее плеча. — На улице вздохнешь — сразу легче станет. Идем, возьми себя в руки.

— Да-да, сейчас. — Она наконец поднимается, выходит из-за барьера.

И вот мы оказываемся на оживленной, залитой солнцем улице. Движемся в общем потоке, по инерции притормаживая у витрин и лотков… Она идет рядом, молчит. С удивлением обнаруживаю, что она хороша собой, привлекательна и бледность только красит ее.

— Ну что? Тебе легче?

— Да, — откликается она. — Еще бы.

— Давай выпьем кофе, хочешь?

— А где тут кофе? — Она оглядывается, словно впервые попадает в этот город.

— А вот, на углу.

— Да нет, не стоит.

Я смотрю на нее.

— Ты сейчас не торопись, отдышись недельку. — Пытаюсь встретить ее взгляд, но она отворачивается, я вижу, как по щеке ее медленно сползает слезинка. — Ты что? Да перестань сейчас же!

— Уже, — говорит она. — Все в порядке, не волнуйся. — И поворачивается ко мне лицом. Глаза у нее сухие, на губах — улыбка, похоже, мне просто померещилось… Но я говорю:

— Нашла время, чудачка. Все так хорошо кончилось, ты должна прыгать от радости…

И тут она вдруг подпрыгивает, потом еще раз и еще, и прохожие начинают на нас оглядываться.

— Ну вот, — говорит она с усмешкой. — Теперь ты все про меня знаешь.

Мы подходим к троллейбусной остановке.

— Тебе на тридцать первый?

— Нет, — отчего-то веселится она. — На пятнадцатый.

— Так. Тогда быстренько запиши телефон: двести пятьдесят восемь… Погоди, карандаш…

— Да я запомню.

Я называю ей номер, она кивает. Подходит троллейбус. И тогда она вдруг обхватывает меня, прижимается… И идет к дверям.