Папина жизнь - страница 24
— Папочка! Папочка-а-а! Билли мой телескоп сломал! — Джед в ярости катался по полу среди останков нашего совместного творчества. Я отреагировал с достоинством:
— Гребаный телескоп! Гребаный телескоп, твою мать!
Вошла Дайлис. Она только что вернулась с работы.
— Джо, что случилось? Почему ты на него орешь?
— Я не ору. Это он орет, а я в осознанном раздражении повышаю голос. Это не одно и то же. — Я повышал голос в осознанном раздражении, но моя тирада не произвела впечатления на Дайлис.
— А по-моему, орешь.
С плеч у меня свисали прихватки, на пальцах засохла краска, а в глазах, боюсь, сквозило нечто животное.
— Дайлис, я сам разберусь, — сказал я. — Пойди попылесось. Сделай одолжение, уймись.
— Джо, не разговаривай так со мной!
— Хорошо, буду разговаривать не так. Иди. На хер. Дайлис. Оставь. Нас. В покое!
Дайлис ушла пылесосить. Джед плакал. Я вздохнул.
Сосисочная Ссора.
Телескопный Кошмар.
Пунктик Насчет Точности.
Почему, а?
Мы с Дайлис уже водили его к детскому психологу (так на ее горизонте появилась Клодетта). Джеду давали тесты, за ним наблюдали, нам давали советы, как его отвлечь, и в конце концов его признали совершенно нормальным.
— Его, вероятно, что-то тревожит, — сказал нам психолог. — Поэтому он стал таким настойчивым и придирчивым. Он пытается подчинить все себе. Может, потому что появился братик. А может, он просто перфекционист и педант от природы, но во взрослой жизни ему это очень поможет.
Мы с Дайлис обрадовались. Пусть наш сын дает нам поводы для беспокойства, но про него точно известно, что он умственно полноценный. Значит, остается объяснять все его причуды этим Пунктиком Насчет Точности.
— Пап, ты что! Я же сам должен выдавить пасту на щетку!
— Джед, мы в школу опоздаем.
— Нет, я сам! Смой пасту, я сам выдавлю!
— Нет, не смою! Не сходи с ума!
— ПАПА! СМОЙ ПАСТУ НЕМЕДЛЕННО! СМОЙ ПАСТУ!
Я могу рассказывать и дальше, вспоминать еще тьму примеров. Я все время прокручивал их в голове, и до того, как Дайлис съехала от меня к Крису, и после. Особенно после. И в основном ночами, когда я лежал без сна, а Джед и Билли совершали полночные миграции из своих кроваток ко мне.
(«Залезайте, ложитесь. Ты под левый бок, ты под правый! Уй-й, да не ерзайте вы, у меня же их только два!»)
Ребята засыпали, прижавшись ко мне. Но если Билли переворачивался на живот и замирал во сне, то Джед ерзал, как заводной. Я же не смел и пошевелиться. Вот тогда-то у меня и была масса свободного времени для раздумий. О разных вещах: забудет ли он про Сосисочную Ссору? Как скажется на его психике то, что я потерял терпение? Каким он меня запомнил в тот момент, когда катался по полу с останками телескопа? Эти картины, остаются ли они навсегда в подсознании, будут ли они парализовывать его всякий раз, когда он окажется в похожей ситуации? Только представьте себе, например, летнее платье, которое пугает, наволочку, от которой начинаются проблемы с эрекцией, или салфетку, повергающую в неизъяснимое отчаяние! Изменился ли Джед после ухода Дайлис или нет?
Задавайте себе вопросы. Повторяйте их по сто тысяч миллионов раз. Посмотрите сон про женщину без лица, в белом платье и со шприцом, которая скажет ласково:
— Ну, милый, давай, один укольчик, и все.
— Но у меня же такая красивая улыбка!
Джед постоянно вставал во сне с постели, гораздо чаще, чем Билли, который лишь иногда сопровождал брата в прогулках. Раньше меня это не тревожило. Но вот он рос, а ходить не переставал. Пунктик Насчет Точности не исчезал. И я стал задумываться, глядя в его чересчур серьезные глаза: кто виноват? Я? Дайлис? Или мы оба виноваты в его неврозах? Я не знал ответов на эти вопросы, но чувствовал, что их нужно искать.
Дети растут так быстро, что воспоминания потихоньку расплываются. Но кое-что остается надолго.
— В Мамином Доме лучше, — заявил Джед.
Мы сидели дома за чаем с моими родителями. Вопрос «Кому пирога?» не заполнил разом воцарившуюся тишину. Мне пришлось задать другой вопрос:
