Паноптикум - страница 22

Шрифт
Интервал

стр.

Среди членов правления банка можно было встретить много таких заботливых и скромных великих людей. Они были вечно заняты, на их лицах то появлялась, то исчезала казенная улыбка, которой они жонглировали, как фокусники. А клерки у них учились. Учились прилежно, усердно, серьезно. Директор Шугар постоянно обзывал всех подчиненных, с которыми он имел дело, скотами, и одна из конторщиц так объясняла мне это явление: «Боже упаси, если его превосходительство забудет назвать кого-нибудь скотиной. С таким человеком обязательно беда случится». Вообще служащие в банке женщины были настоящими виртуозами по части лакейской эквилибристики.

Если их вызывали в дирекцию, они страшно волновались, подкрашивали губы, поправляли прическу и краснели, как хорошо поджаренное мясо. Человек не очень опытный мог бы подумать, что они спешат на любовное свидание, а ведь они направлялись всего лишь стенографировать. Но со всеми, кто стоял ниже их по чину и значению, они были резки и заносчивы, а со слугами — просто грубы. Одним словом, это были эмансипированные женщины. Они требовали равноправия с мужчинами, но если мужчины не пропускали их вперед, открывая дверь, то обзывали их «мужланами». Мы очень часто беседовали с господином Нуллой, когда уставали от «тяжелой работы». Особенно он любил спорить на политические темы.

— Грязное дело эта политика, — говорил он. — Люди не должны были бы даже брать в руки газеты. Читая все это вранье, человек может подумать, что на свете нет ничего другого, кроме убийств, самоубийств, грабежей, разбоя, войн и революций. Я, конечно, прошу покорно, знаю, что жизнь дарит не одни наслаждения, но все-таки дела обстоят не так уж плохо. А если даже и плохо? По какому праву эти борзописцы ежедневно с самого утра стараются сделать жизнь людей более горькой? И вообще вы лично верите всему тому, что пишут газеты об этом самом Гитлере? Ну ладно, я согласен, что он нехороший человек, не любит евреев. Но ведь и с толпой нельзя слишком уж нежничать. А разве Наполеон не причинил множество неприятностей? И все же он был поистине великим человеком! Надо быть объективным, прошу вас покорно!

Я пытался объяснить господину Нулле, что объективность является одной из самых больших опасностей для общества, так как нет двух других вещей на свете, которые было бы легче спутать, чем объективность и оппортунизм. Я разоблачал перед ним всю программу национал-социализма, но результат был всегда плачевным. Упрямо и непреклонно господин Нулла твердил мне одно и то же:

— Не такая уж это глупость, прошу покорно. Не будь они антисемитами, может быть, я сам стал бы нацистом.

В таких случаях я опускал голову и продолжал надписывать адреса на конвертах. О чем бы ни заходила речь, господин Нулла комментировал мои слова с таким подавляющим превосходством, от которого мне становилось не по себе:

— Не так страшен черт, как его малюют.

Глава вторая,
>где мы ближе узнаем Тото, альпийского графа и обреченного на гибель эмбриона, расходы на погребение которого и становятся предпосылкой назревающей трагедии

Однажды утром я прочитал в газете, что Тото, моя белокурая любовница, вернулась из Земмеринга; она занималась там лыжным спортом и прислала мне всего-навсего одну видовую открыточку, где рядом с ее подписью красовалась еще и подпись какого-то графа. (Так как Тото была артисткой, то утренние газеты посвятили этому событию, то есть ее возвращению, шестьдесят строчек, а воспалению легких известного писателя — всего десять.) Молодой граф был прославленным столичным львом, принадлежащим к тем представителям аристократической «золотой молодежи», которые, будучи в хорошем настроении, награждали оплеухами старшего официанта, а при плохом настроении — первого попавшегося еврея. Вполне естественно поэтому, что я ревновал: хотя я и относился с полным презрением к интеллектуальной жизни Тото, все же ее пышная грудь и стройные ноги гипнотически действовали на мое мировоззрение, развитие которого и без того уже шло довольно извилистыми путями. И все-таки я не принадлежал к тем молодым людям, которые столь жаждут проникнуть в аристократические круги, что рады породниться с графом даже на арене свободной любви.


стр.

Похожие книги