Мина смотрела то на мать, то на сына. Все словно забыли о присутствии суперинтенданта Питта.
– Я думаю, ему понравились бы красивые здания, – осторожно заметила Мина, – и я уверена, он с удовольствием слушал бы, как ты играешь… Виктор, дорогой, не сыграешь ли ты нам в память о бедном Оукли? Это было бы так прекрасно! Мы почти как одна семья, ведь Оукли был твоим крестным отцом.
Лицо Виктора мгновенно просветлело, он улыбнулся, глаза его засветились.
– Конечно, тетя Мина, с удовольствием сыграю. Только скажите, что бы вам хотелось. Я сочту это за честь.
– Спасибо, милый! Я подумаю и скажу тебе. – Миссис Уинтроп повернулась к суперинтенданту. – Виктор играет на виолончели, мистер Питт. Вы едва ли слышали что-либо более прекрасное. Струны плачут и смеются, как живые. Его игра полна таких глубоких чувств и так трогает сердце…
– Что ж, талант грех не беречь, – вполне искренне заметил Питт. – Во всяком случае, музыку можно предпочесть морским сражениям.
Виктор с живым любопытством посмотрел на суперинтенданта, слегка нахмурил свой широкий лоб, но ничего не сказал.
Тора благосклонно решила воздержаться от участия в дискуссии и поторопилась восстановить оборванную нить разговора, ради которого и пришла сюда.
– Мы можем чем-нибудь помочь тебе, Мина? – справилась она у подруги. – Без сомнения, тебе предстоят большие хлопоты. Если хочешь, я пришлю тебе свою кухарку или напишу пригласительные письма и извещения. Пожалуйста, располагай мною, как хочешь.
– Это так мило с твоей стороны, Тора, – с благодарной улыбкой ответила Мина. – Мне было бы достаточно одного твоего присутствия. Передо мной стоит печальная задача, и я сама должна выполнить ее. Признаюсь, я не готовила себя к ней так рано. Мой разум все еще отказывается что-либо понимать. Я все еще не пришла в себя.
– О, конечно, дорогая, – быстро сказала Тора. – Каждый на твоем месте чувствовал бы себя так. Это чудо, что ты столь мужественно держишься. Ты необычайно сильный человек и достойна нашего великого братства вдов морских офицеров, имеющего славную вековую историю. Оукли гордился бы тобой.
Странное сильное чувство внезапно преобразило смуглое лицо Барта Митчелла.
Виктор медленно вздохнул.
– Есть ли у капитана Уинтропа другие родственники, кроме родителей? – спросил в наступившей тишине Питт.
Мина, вздрогнув, вернулась в действительность.
– О, нет, нет, только лорд и леди Уинтроп. – Интонация, с которой она произнесла титулы родителей мужа, свидетельствовала о том, как показалось Питту, что Мина хорошо осознавала свое социальное неравенство.
– Итак, остается корабль, – сказал после короткой паузы Барт. – Я беру это на себя. Хотя из газет и слухов там, должно быть, уже всё знают. Но официальное уведомление от семьи будет вполне уместным, как знак вежливости и уважения. – Он сделал легкую гримасу. – Да, совсем забыл, суперинтендант, вы хотели получить адреса офицеров, живущих в этом районе. Мне кажется, у Оукли были записи, где-то в его столе в библиотеке. Я сейчас принесу их вам.
Извинившись перед Торой, он вышел.
– Простите меня, суперинтендант, – с порозовевшим лицом Тора повернулась к Питту. – Я не хочу вмешиваться в ваше расследование, но здесь вы ничего не узнаете о смерти бедного капитана Уинтропа. Вы должны расспрашивать не в этом доме, а на улицах, в больницах для умалишенных, откуда, возможно, кто-то сбежал. Безусловно, человек, совершивший столь зловещее убийство, не может казаться нормальным в полном смысле этого слова. – Она многозначительно подняла брови. – Вам легко удастся найти хотя бы одного, похожего на него, а то и нескольких.
Виктор, закусив губу, снова уставился в потолок.
Мина вопросительно посмотрела на суперинтенданта.
– Вполне возможно, мэм, и мы непременно воспользуемся вашим советом, – ответил Питт. – Но надежды мало. Не у всех сумасшедших всклокоченные волосы и безумие в глазах. Боюсь, многие из них бо́льшую часть времени выглядят такими же нормальными людьми, как мы с вами.
– Неужели? – холодно и с недоверием воскликнула Тора. – Мне казалось, что после того, что он совершил, он всем своим видом должен изобличить себя. Совершивший такое не может выглядеть как обыкновенный человек.
