Чернявский удовлетворенно улыбнулся:
— Вот видишь, у Милишевского есть все основания не доверять тебе.
— Пусть! — Дохлый схватил Чернявского за рукав. — Но ты-то мне веришь? Ты должен мне верить... Я же спас тебя от смерти. Наконец... наконец, я же свел тебя с Милишевским! Ты должен понять меня...
Чернявский высвободил руку.
— Короче, чего ты хочешь?
— Жить без страха.
— И только?
Дохлый засуетился, заглядывая Чернявскому в глаза, подошел ближе. Пригнувшись, горячим шепотом проговорил:
— Я все сделаю. Все. А ты... ты подпишешь мне чек... ты дашь мне свободу, и я... я уйду... я исчезну... понимаешь?
— О каком чеке ты говоришь? — нахмурился Чернявский. — Мы тебе не должны.
— Знаю... Конечно... — унизительно улыбнулся Дохлый. — Но я... я выхожу из дела... и моя доля...
— Ах, вот оно что!
Чернявский снова сел на ковер, помолчал. Дохлый смотрел на него со смешанным чувством страха и ожидания.
У Чернявского положение было сложнее. На такое Милишевский его не уполномачивал. Вместе с тем, он безоговорочно требовал выполнения задания. А если Дохлый ничего не скажет?
— Хорошо, — сказал он, щелкнув пальцами.
Дохлый оживился, бесшумно скользнул в соседнюю комнату и вернулся с авторучкой и чистым бланком.
— Вот здесь, — предупредительно показал он Чернявскому.
— Знаю, — хмуро отрезал тот.
Ручка царапала. Чернявский несколько раз выругался, прежде чем заполнил листок. Коротко расписался.
— Вот так...
Дохлый потянулся к листку.
— Э, нет, — сказал Чернявский и отставил руку назад. — Сначала план...
Дохлый торопливо полез под халат на грудь, вытащил маленькую коробочку.
Чернявский развернул пергамент, сел к окну, осторожно водя пальцем по расплывшимся рыжим линиям. Пожалуй, это действительно то, что нужно. Но на всякий случай спросил:
— Снова липа?
Дохлый развел руками — ну, как можно? Ведь это честная сделка. Чернявский протянул Дохлому расписку:
— На, держи.
Дохлый схватил бумажку, радостно пробежал ее глазами.
— Ну, а теперь, может быть, выпьем за удачу?
— Что ж, за удачу можно, — согласился Дохлый.
— Только чего-нибудь покрепче, — напомнил Чернявский. — Терпеть не могу сухого вина: все кишки воротит.
Дохлый выставил на ковер две массивные хрустальные рюмки, достал из шкафчика бутылку.
— Закусить, к сожалению, нет ничего...
— Как водится, — кивнул Чернявский. Дохлый открыл бутылку, почмокал, налил в рюмки.
— А помидорчики у тебя есть?
— Помидорчики? Помидорчики есть, — оживился Дохлый. Он встал, надел галоши и выбежал во двор. Оглянувшись в окно и убедившись, что хозяин ничего не сможет увидеть, Чернявский достал из кармана пиджака маленький патрон и высыпал в рюмку Дохлого несколько светлых кристалликов.
Дохлый вернулся с помидорами и стал делать салат.
— Не люблю церемоний, — нетерпеливо процедил сквозь зубы Чернявский. — Давай выпьем, а закусим и так...
— Ну что ж, выпьем так выпьем, — Дохлый разом опрокинул свою рюмку.
Через минуту он был мертв.
Чернявский, брезгливо сморщившись, вынул из кармана Дохлого расписку, вытер свою рюмку и поставил обратно в шкаф. Ну, теперь все в порядке. Когда он выходил, настенные часы пробили девять...
— Так, значит, Чернявский больше ни с кем не искал встречи?
— Нет. Он сразу же отправился на вокзал, уехал дневным поездом.
— Что вам известно об убитом?
— Пока ничего. Видимо, он был как-то связан с Чернявским...
Глядя на сконфуженного оперативного работника, подполковник улыбнулся:
— Ну, разумеется.
Лейтенант покраснел:
— Видите ли, Наби Норматович...
— Вижу, вижу, — кивнул Норматов. — Можете быть свободным.
«Итак, что дала последняя неделя?.. Много. Во-первых, стало ясно все о намерениях Иванова и иже с ним. Во-вторых, Чернявский ищет связи с Дохлым — один лишь Дохлый знает деталь, без которой не может обойтись Чернявский. На следующий же день, после разговора с Ивановым о Дохлом, Чернявский уезжает. Логично предположить, что он уезжает к Дохлому. Следовательно, человек, найденный мертвым в своей квартире после ухода Чернявского, не кто иной, как Дохлый, знающий тайну подземелья. Дохлый убит Чернявским — значит, он уже не нужен, значит, с сегодняшнего дня тайну знает и Чернявский...» Подполковник посмотрел на часы: скоро восемь. В девять — свидание с Тепловым.
