— Не нашли, — коротко повинился дед Тимка. — Фиг ее знает, куда она пропала.
— Кто пропала? — заплетаясь, спросил Ван Ваныч.
— Реликвия.
— Бригадир! — крикнул Алик. — Дайте ваш бинокль.
Сашка устало наклонил голову, снял с себя бинокль и кинул в протянутые руки Ван Ваныча.
— Вот вам бинокль! — сказал тот деду Тимке. — Держите.
— Так это же Сашкин.
— Его и подарите.
— Чудеса! — в растерянности прошамкал дед Тимка.
— В кино не видно, папаша, чей бинокль, — засмеялся Ван Ваныч. — Понятно? Как махну рукой, так подшагивайте и вручайте. Понятно?
— Никак нет, — сказал дед Тимка.
Дед — это дед. Пришлось ему долбить все сначала второй раз.
— Репетируем пока речь, — потребовал Алик от Горбова. — Гена! Речь! Начали.
— Товарищи, — с каким-то неожиданным актерским пафосом прогудел Илья Захарыч. — Вот вам и молодой бригадир! Знать, недаром слово молодец идет от молодой. И знать, не зря у нашего Саши такая фамилия, что мы можем сказать: «Молодец — Таранец!»
— Хорошо! — хлоцнул в ладоши Алик. — Только эту последнюю шуточку повеселей и погромче, а сзади все: «Ха-ха-ха!»
— И знать, недаром у нашего Саши такая фамилия, — повысил голос «пред», вслушиваясь в слова, которые ему шептал Гена.
— Ха-ха-ха! — подхватила толпа.
Алик оглянулся на сейнер, и вдруг лицо его напряженно исказилось. Вдруг он крикнул:
— Весь свет на сейнер!
Лучи прожекторов скрестились, и ребята на палубе позажмуривались и позакрывали ладонями глаза. Но Алик смотрел не на них. В том месте, где еще минуту назад стоял Сашка Таранец, наш молодец, зияла черная яма, зиял провал. Рыба была, а Сашки…
— Сашка! — первым позвал Горбов.
— Бригадир! — удивленно просипел Ван Ваныч и вытерся носовым платком.
Сашки не было.
10
Речь произнес Алик.
— Я, между прочим, молодой режиссер, а не мальчик, — сказал он. — Я еще не снимал в таких условиях ни одной картины. Это просто черт знает что. В конце концов, мы для вас стараемся, мы к вам ехали для вашей пользы, чтобы вас же показать и прославить. Не себя. Режиссер, сценарист, оператор и администратор. Лихтваген. Так называется этот большой автобус. Целая киногруппа. Областное телевидение. Возможно, всесоюзный экран. Так надо это ценить? Ценить! — вскрикнул он, будто с разбегу стукнулся лбом о свой собственный восклицательный знак.
Никто не оправдывался.
— Начинаем съемку, — тихо, но твердо сказал Алик. — Илья Захарыч! Мы снимаем вашу речь без Сашки, отдельно… Все равно ее монтировать… Объясняю: монтаж — это не обман, а профессиональный метод. Снимаем это, снимаем то, склеиваем…
Он быстренько посвятил в секреты монтажа всех, кто не плавал с ним на «Нырке», не слушал его там и еще не был приобщен к тайнам кинематографа. Оказалось, так снимаются все артисты… Говорит девушка в пустоту. Ну, что говорит? Например:
— Я тебя люблю.
А потом подклеивают того, кого она любит. Крупным планом. А снимали и его отдельно. Вот. Все просто.
Илья Захарыч откашлялся и неуверенно начал поглядывать на то место, где должен был стоять Сашка.
— Товарищи!.. Вот вам и молодой бригадир…
Пылали прожекторы. Трещал аппарат.
— Ты, Саша, действительно отличился, — бросил в воздух Илья Захарыч.
— Ха-ха-ха! — несдержанно и некстати грохнула и залилась непривычная к профессиональному методу монтажа толпа.
— Продолжайте! — крикнул Алик. — Этот смех отчикаем. Не волнуйтесь. Все в наших руках.
— Нет, простите, — остановился Горбов. — Я, между прочим, не артист, а председатель колхоза. И я хочу знать, куда делся бригадир Таранец.
По всему чувствовалось, что Сашке сейчас не поздоровится, попадись он под руку «преду».
Сашку искали за полночь. Прожекторы развернули на Аю, и свет шарил по всем улицам и по крышам. Старики смотрели в бинокль. Вся команда «Ястреба» вразброс и вместе металась по поселку. Напрасно. Включили сельское радио, и Кузя Второй трижды объявил о розыске бригадира Александра Таранца. Напрасно. Будто Сашки никогда и не было в нашем поселке. Будто его придумали.
А он, между прочим, был. Он лежал на клочьях старых сетей под крышей рыбного цеха, и весь шум, и вся эта суматоха окружали его и прорывались к нему, как дождь сквозь листья дерева, сокращая и сокращая сухое пятнышко внизу. Он лежал и курил.
