Генерал Попов командовал крупной кавалерийской частью. Он знал, что в станице Великокняжеской стоит большой красный отряд под командой Шевкопляса. Попов прошел Сальскими степями, приблизился с восточной стороны к станице Великокняжеской и на рассвете открыл сильный артиллерийский огонь. После артподготовки белогвардейская кавалерия пошла в атаку, но партизаны ее отбили. Тогда белогвардейцы стали заходить отряду Шевкопляса в тыл, что угрожало окружением. Шевкопляс приказал кавалерийскому дивизиону задержать белогвардейцев и дать возможность партизанскому отряду отступить на станцию Двойная.
В станицу Платовскую, в штаб партизанского отряда Никифорова и Буденного, прискакали два кавалериста с пакетом от начальника партизанского отряда станицы Великокняжеской Шевкопляса.
В пакете сообщалось, что под натиском крупных сил генерала Попова отряд вынужден был оставить станицу Великокняжескую и отступить на станцию Двойную. Шевкопляс рекомендовал во избежание окружения оставить Платовскую и отступить на станцию Куберле.
Быстро дали команду ударить в набат. Все население собралось на церковной площади. Буденный сообщил, что отряд уходит на станцию Куберле. Люди, которые пойдут с отрядом, должны взять с собой только самое необходимое.
— Выступаем через два часа. Строго соблюдать дисциплину и порядок, — заключил он.
С того самого дня, как Меланья Никитична и Михаил Иванович, взвалив на телегу свой скарб, ушли вместе с партизанским отрядом из Платовской, старик тяжело заболел. Помутнели глаза, совсем поседела борода, еще глубже врезались морщины в постаревшее сразу лицо. Рогатину свою он пытался было взвалить на телегу, Меланья Никитична отобрала и кинула в угол двора:
— Куда уж тебе, Михайло!
— Даже ты видишь, что больше я не боец, — с грустью сказал Михаил Иванович.
— Хватит тебе, всю жизнь воевал. Неужто не навоевался?
— У меня вот тут оборвалось что-то, когда меня в Куцую Балку вели. — Михаил Иванович показал на грудь. — От страха? Нет. Страха не было. Обида была: от белогвардейской руки помереть…
Уже много дней и ночей шли платовские станичники на восток к Волге, в безопасные от белоказаков места: лошадь за лошадью, телега за телегой, по ухабам, по бездорожью.
Ребятишки притихли — нигде не слышно было их звонких голосов. Они входили в голодные деревни, останавливались на ночлег часто в пустых хатах — хозяева ушли или перемерли. Словно страшный призрак, витал над обозом тиф. Заболевал то один, то другой станичник и метался, пылая в нестерпимом жару, на телеге и раскрывался — все ему было жарко, и просил попить студеной водички, и бредил ярким солнечным светом, и травкой, и одуванчиками, и речкой, в которой так хорошо искупаться в жару…
Схватил тиф и Михаил Иванович. Меланья Никитична бережно укутывала его, когда он раскрывался, разбрасывался, терпеливо слушала его бред — в бреду Михаил Иванович то спорил с атаманом, прося в аренду для иногородних казачью землю, то говорил с генералом, к которому когда-то, много лет назад, ходил искать правду для безземельных крестьян. То переживал снова страшную ночь, когда схватили его белые в Платовской, били плетьми, вели в непроглядной темноте на расстрел в Куцую Балку. То вспоминал сыновей — Емельяна, Дениса, Семена и Леньку, говоря с ними, как мальчишка. То, очнувшись, спрашивал, скоро ли придут к Волге. Волга казалась спасением, на Волге не будет ни белогвардейцев, ни тифа — фронт проходит далеко от нее. Там будет жить легко; недаром и село, куда они направляются, называется Светлый Яр.
А рядом с ними молодая женщина несла, прижав к впалой груди, еще вчера умершего сына, несла, укачивая, словно живого, и никому не удалось уговорить похоронить его.
Полубезумный старик с горящими глазами протягивал руку в метель, говоря с кем-то, кого видел лишь он один: «Дай мне хлебца… дай хлебца…»
И Михаил Иванович после недолгого просветления снова впадал в бред и то разговаривал с давно умершими людьми, то спорил с попом о религии, то вспоминал что-то из дней своей молодости. Снова и снова вспоминал сыновей своих — все воюют ли, живы ли Семен, Денис, Емельян, Ленька. Вспоминал и то, как Семен хотел оставить Дениса при себе, но тот ни в какую.