Толпа затаила дыхание, чтоб не пропустить ни одного слова.
— Это запрещено законом! — строгим голосом произнес Пепе фразу, которую тогда можно было слышать на каждом шагу. На улицах, в кафе, в магазинах, на базарах, даже в общественных уборных висели таблички, напоминавшие гражданам, что законом «запрещается плевать на тротуар», «водить в парк собак», «продавать фрукты на улицах», «побираться», «обслуживать пьяных посетителей», «тем, кто не умеет плавать, купаться в неогороженных местах» и так далее.
Велосипедист показал рукой на проезжавших мимо людей:
— Посмотрите, пожалуйста, все крутят обеими ногами.
Пепе задумался.
— Они живут в Суботице и вольны делать что хотят, — проговорил он наконец. — А ты, бездельник, из Сомбора!
Толпа разразилась гомерическим смехом, а какой-то полицейский, на этот раз настоящий, подошел к Пепе, взял его под руку и сказал велосипедисту:
— Продолжайте крутить обеими ногами. Извините, пожалуйста, это наш городской сумасшедший…
— Все вы тут сумасшедшие! — сердито крикнул велосипедист и поехал прочь.
Итак, этот самый Пепе накормил Пишту. Этот безумец был великодушен.
После завтрака мы всей гурьбой высыпали во двор, играть в воров и сыщиков. Не успели мы начать игру, как на входной двери весело зазвонил колокольчик.
— Здесь проживает Милутин Малович? — спросил носильщик, шапкой отирая со лба пот. — Этот ящик я должен вручить ему.
— Что в ящике? — поинтересовался я.
— Черт его знает! — мрачно ответил носильщик. — Похоже, что камни. С меня семь потов сошло, пока допер его с вокзала.
— С вокзала? — удивился я. — Кто же вас послал?
— Одна госпожа. — В голосе носильщика слышалась досада. — Ставьте его где хотите.
Носильщик приволок ящик в сени и ушел. Я кликнул Пишту, чтоб помог мне внести его в комнату, но как мы ни тужились, так и не смогли сдвинуть его с места. Пришлось позвать Лазаря, Милену и Виту.
— Пусть стоит здесь, — сказал Лазарь. — Без подъемного крана тут не обойтись.
Вскоре опять зазвонил звонок. Я открыл дверь и увидел высокую женщину со смуглым морщинистым лицом и спускавшимися по спине длинными косами.
На ней был отделанный золотыми пуговицами жилет и зеленое пальто с шелковой выпушкой, а голову покрывал большой черный платок. Именно так я и представлял себе вилу[19] из сказки.
— Клянусь святым Йованом, — воскликнула женщина, — ты вылитый Милутин! Так, так! Ну, твой отец может спать спокойно. Поди ко мне, герой, я тебя поцелую!
— С удовольствием, — сказал я. — В лоб или в щеку?
— А язычок у тебя повострей отцовского! Я твоя бабушка.
— Ребята! — радостно крикнул я. — Это наша богатая бабушка из Пивы! Теперь я знаю, почему сундук такой тяжелый — он набит золотом.
— Вот и не угадал, — сказала бабушка. — В нем швейная машинка. Это все мое имущество.
Она нагнулась, взяла ящик, без особых усилий взвалила его на плечо и отнесла в комнату. Мы так и замерли от изумления.
— Ребята, — сказала Милена, — видели?
— Бабушка сама отнесла ящик! — восхищенно воскликнул Вита.
— Я б его и с вокзала принесла сама, да неловко как-то, — сказала бабушка. — Выбросила на ветер десять динаров!
— Бабушка, так ты не богачка? — разочарованно протянул Лазарь.
Наслушавшись рассказов отца, Лазарь представлял себе, как он будет жить в Пиве, скакать по горам на арабском скакуне, а потом отдыхать в постели — слуги будут подавать ему бананы, финики, кокосовые орехи, яблоки, груши, крендели, айву, мясо, шпиг, баклаву, пирожные, мороженое… Полные тарелки, полные миски, полные корзины! Ах, какая дивная, божественная жизнь!
— Бабушка, так ты не богачка? — повторила Милена вопрос Лазаря, делая точно такую же смешную гримасу.
— Слушай меня хорошенько, постреленок: было б у меня столько золота, сколько нет серебра, я могла бы знаться с царями.
— А папа рассказывал, что ты живешь в большом замке, у тебя много слуг, табун лошадей, поля, луга, пастбища, — еще печальнее проговорил Лазарь. — Так это неправда?
— Ах вот как! — весело воскликнула бабушка. — Я все это продала и купила швейную машинку.
— Бабушка, — я обнял ее, — ты приехала как раз вовремя. Ах, как я тебя люблю!
