— Кажется, сейчас что-то будет… — Не успела Авера договорить, как из кустов напротив выскочил тот самый бедолага, которого в сундук запихивали.
Волк выскочил и стоит. Я глазами нашла Петра Петровича, спрятавшегося за широким деревом. Он в волнении покусывал свою лапу, не сводя взгляд со своего соплеменника.
Патрикеевна шустро ретировалась, оставив шатена посреди поляны одного. Вернее, одного с волком. А если точнее, то он думает, что он здесь один, а нас здесь много… Волк лапы за спиной держит, на месте топчется и что-то мне подсказывает — не сам он сюда выпрыгнул. Подтолкнули его. Ибо собственного желания он явно не имел.
Так и стоят: волк, не зная куда деться, и шатен, подозрительно оглядывающий поляну и обнаруживший, наконец, пропажу лисы коя его сюда и притащила.
— Это ты, что ли, тот самый волк-маньяк, промышляющий убийствами? — В голосе шатена не было и нотки волнения или страха. Вкрадчивость, настороженность и насмешка, не более.
Волк, прямо сказать, чуть под землю не провалился. Стоит, мычит что-то невнятное, когтями на ногах землю скребет, словно могилу роет, а шатен наблюдает. У волка один глаз на триста шестьдесят градусов вращается, выискивая тропинку и пути к отступлению, а другой не мигая на шатена смотрит, подергивается. Честное слово, если бы я не знала, по какой причине волка так перекосило, я бы решила, что он психически не здоровый маньяк. Но я-то знаю — он жертва обстоятельств.
— Надо что-то делать, он же сейчас уписается от страха. — Шепнула Авера и начала протискиваться сквозь густые деревья в сторону волка, стараясь шуметь как можно меньше, но шатен, кажется, все-таки заметил подозрительные шевеления.
— Мне сейчас вас обездвижить или подождать? — И смотрит прямо на Аверу. И ведь я точно знаю: не видит он ее, точно не видит, а все равно следит взглядом за ее траекторией движения.
Да, я так и думала. План — полная чушь, остается молиться Богам, чтобы они ниспослали временную потерю зрения этому шатенистому управителю.
Авера, кстати сказать, ничуть не смутилась и уж тем более не испугалась. Я даже не знаю, что действительно ее может испугать. Двигалась она практически бесшумно, я решила пойти в другую сторону. Зайти, так сказать, с тыла. Лучше бы я на месте стояла!
У меня так тихо передвигаться, естественно, не получилось. При первом же шаге наступила на сухую ветку… Вернее, дубинку. Она захрустела, затрещала… Шатен, чтоб ему там стоялось долго и нудно, сразу воскликнул:
— Сами выйдете или мне все деревья снести?
Гад! Гаденыш! Подлец! Мерза… Поток мысленных ругательств испарился. Я застыла, смотрю, глазам своим не верю… С ветки на паутине спускается паук. Жирный, восьмиглазый и совсем не привлекательный. Спускается, я бы сказала, с выражением мести на своей глазастой морде, яростно лапами перебирая. Я не могу быть до конца уверенна, но, похоже это тот самый паук, что у меня на голове сидел и который в полете где-то потерялся. Не скажу, что рада этой неожиданной встрече, да и он тоже… Возможно, это другой паук, но что-то не припоминаю, кому из пауков я еще могла так насолить. Я-то, наивная, думала, он уже давно валяется где-нибудь сморщенным паучьим трупиком, а он живой! Более того — жаждет мести. А я пауков вообще не люблю, мстительных тем более.
Паук спускался все ниже и ниже, а меня словно к месту пригвоздили. Стою, значит, пошевелиться не могу, в ужасе за этим осьминогом земным наблюдаю… А он с таким усердием усердным паутину плетет, вниз летит, а в глазах уже читается целый фильм, состоящий из кадров "разделываю ведьму", "потрошу ведьму", "жру ведьму". Глаз восемь, так что это прямо-таки полнометражная кинокартина!
Он спиралькой крутился вокруг себя, смотря на выползающую из него паутину и в момент очередного витка вокруг себя замер. Я стою, как статуя, и он висит будто не живой. Смотрим друг на друга. Глазами моргаем. Только у меня их два, а у него в четыре раза больше, и это не справедливо, прошу заметить и запротоколировать.
— Ну, чего делать будем? — Саднящим шепотом выдавила я, не сводя взгляд с мохнатого чудовища.
