Он перестаёт чваниться и чешет бороду большим пальцем.
— Нет, не думаю… Я уточню.
— Вот-вот, уточните, прошу вас. И ещё дайте мне список всех членов экипажа, персонала, офицеров и пассажиров, которые принимали участие в каждом из четырёх злосчастных круизов. Вас это не затруднит, надеюсь?
Он ковыряет в ухе мундштуком своей трубки. На кармане его униформы виднеется большая подпалина, след от незатушенных трубок, которые приходилось туда засовывать.
— Вы говорите, персонала, экипажа и офицеров тоже?
— Совершенно точно, капитан! — говорю я, не мигая.
— Но, месье!
Я качаю головой и улыбаюсь.
— Да, капитан, надо оказать содействие. Мы занимаемся не только танцами, мы ещё и работаем, и я вам должен сказать, что, может быть, мы и не умеем хорошо танцевать, но своё дело мы знаем.
Он трясёт головой, у него на это полное право, ибо он хозяин на борту.
— Хорошо, вы получите сведения вечером.
— Спасибо, капитан.
Дверь хлопает. Я поворачиваюсь к бедному Ахиллу.
— Сан-Антонио, — бормочет он, — судьба иногда бывает жестокой! Мы только что разрушили свои карьеры, как разрушают карточный домик.
Прекрасное сравнение. И всё же я не сдаюсь.
— У нас впереди две недели, чтобы исправить это недоразумение, господин директор.
— Но как?
— Убедив министра в том, что мы не те, за кого он нас принял.
— Я даже не представляю себе, как можно доказать ему это, мой мальчик.
— Можно, патрон. Вы знаете, какое влияние могут оказывать на самых деспотичных мужей их жёны? Министр не является исключением из этого правила, если верить слухам, даже наоборот. Его даже называют министром-супругом в «Канар Аншене́»[30].
— Ну и?..
— Надо убедить его жену в полной ортодоксальности наших нравов, босс.
Он вытаращивает неверящие глаза.
— Не хотите ли вы сказать, что мы должны ухаживать за мадам Газон-сюр-Лебид?[31]
— Более того, Ахилл, более того!
Он расстёгивает воротничок, чтобы принять кислорода.
— Что, заигрывать с ней?
— Более того, Ахилл, более того!
— Вы хотите сказать?..
— Да.
— Оттрахать?
— Как корову, Ахилл, как корову! От этого зависит наше достоинство!
Они всё осмотрели, «эти дамы-и-господа», от киля до радара, от подвала до чердака, от кормы до носа. Восхитились внушительными размерами зрительного зала, в котором демонстрируют фильмы раньше Парижа, на сцену которого выходят звёзды, где отец Итуан служит обедню по воскресеньям. Посетили кают-компанию, библиотеку, бар. Прошли вдоль бассейна, водная гладь которого колышется по воле бортовой качки. Заглянули в музыкальный салон, поющий славу Бетховену, посмертная маска которого украшает главную стену над кабинетным роялем. Поупражнялись с гантелями в спортзале, а Берю оседлал гимнастического коня. Прокатились в лифте. Прошлись по солнечной, а также по шлюпочной палубе. Убедились в наличии спасательных лодок. Улыбнулись шумливым детишкам в детской комнате. Порыскали вокруг капитанского мостика. Исходили километры коридоров. Уже отправили открытки в почтовом отделении. Мадам Пино купила швейцарский аспирин в аптеке. Месье Феликс приобрёл в книжном магазине труд об античной Греции, а Берта обновила свой набор бигуди в магазине «Фоли де Пари», где можно найти все эти штучки, которые придают пикантности путешествию. Но высшим местом, невралгическим центром, кульминационным пунктом был ресторанный зал. Они туда даже не зашли (verboten в неслужебные часы), но полюбовались им с лестницы, которая туда ведёт. Набожная тишина! Праздник тела и души. Романтика живота. Сосочковое умиление. Молитва желудка. Нежная музыка толстой кишки. Секреторная феерия. Колдовство слизистой. Счастье!
Выстроившись перед этим храмом, со слезами на глазах, слюнями во рту, с учащённым дыханием и волнением в сердце, они долго разглядывали эту вереницу столов с хрусталём, пытаясь угадать свой собственный, и что на него подадут. Они вообразили невообразимые яства. Говорили про омаров, отважились на икру, предположили паштет из гусиной печёнки. Вот тут, в это самое мгновение, перед этой часовней еды, просторной и безмолвной, словно пустой собор, они почувствовали величие этого круиза, его сказочность. Их ушам стали слышаться ресторанные звуки, как слышатся звуки органа в безлюдном храме.
