пролом через табор, взяли в плен обоих коронных гетманов, черниговского каштеляна,
Яна Одривольского, и богатого магната, львовского старосту Сенявского.
Не знали еще этого серединные хоругви, боровшиеся на крыльях. Пользуясь
зарослями, эти хоругви обстреливали табор, который начал уже опрокидываться в яры.
Между тем челядь, сидевшая на господских лошадях, слыша, что гетманы в плену,
бросилась вон из табора. Часть орды пустилась в догонку, другая часть, вместе с
пешими козаками, наступила на защитников табора. Панское войско было разорвано на
части. Одни легли трупом; других перехватали живьем. Ушли только те, которые
оборонною рукой добрались до лошадей. В бегстве спасло их только то, что орда
сперва гналась за беглецами, а потом в тумане'не распознавала и собственных ездоков.
Кроме того, множество Татар и Козаков увлеклось грабежем панского обоза. За
бегущими гнались по две, по три, по четыре мили и многих настигли.
.
167
Сам Раецкий, первый историк достопамятной битвы, спасся, по его словам, пудом
Божиим. Он был ранен козацкой пулей выше глаза и татарской стрелою в ногу. В это
время Татарин оглушил его, ударив кистенем (kiњcieniem) по шишаку. Когда он
очнулся в кусте и ждал уже смерти, подоспел к нему товарищ и, обстреливая, дал ему
коня-подъездка, который и вынес его из побоища.
Конные беглецы обгоняли множество пеших, но пеших (разсказывал Раецкий)
мужики избивали по дорогам.
Разспрошенный вслед затем кем-то беглый мушкатер дополнил, сколько позволяла
ему тревога, сказание панского слуги следующими подробностями:
На помощь тому табору, который был у Желтых Вод, паны гетманы шли, не имея
больше пяти тысяч войска. Квартяных было
3.000,
волонтеров 2.000. Полковников было два: черниговский каштелян,
Одривольский, и „оберстеръ** Денгоф; ротмистров квартяных гусарских только два:
Сенявский и Болобан (по-польски Baиaban), а козацких (легко вооруженных) три:
Коморовский, Гдешинский, Олдаховский; капитанов четыре: Бегановский, Гордон,
Лакестуди, Флик; волонтеров-полковников три: один — Сенявского, другой — князя
Вишневецкого, третий—Замойского.
Было это войско уже за Чигирином, только в 16 милях от Желтых Вод. Уже были
готовы и хорошие шанцы, а когда пришло известие о великой силе неприятеля, хотели
окопать и табор. Потом, неизвестно почему, 13 (3) мая, перенес пан Краковский обоз ва
полмиди по сю сторону Чигирина. Единственное известие об уничтожении
желтоводского войска, какое можно было добыть во все вре мя похода, состояло в том,
что панские разведчики слышали издали пальбу в Княжих Байраках.
Отступая, панское войско стояло два дня над Днепром под Боровицею, памятною
Потоцкому по выдаче Павлюка с товарищами. Теперь, может быть, он и пожалел, зачем
было раздражать Козаков нарушением данной им Адамом Киселем присяги, что жизнь
их будет пощажена!
Неприятель взял такия меры относительно разведчиков, что из четверых ездоков,
осмелившихся чатовать за большую плату „для языка**, двое попали сами в языки
козакам, а из двоих, спасшихся бегством, продавшийся панам Татарин (Tatarzyn
Przedajczyk) прискакал лежа у коня на крестце, тяжело раненный саблею в зашей.
168
.
Хмельницкий достигал своей цели: в неизвестности о судьбе сына, Потоцкий
простоял еще и под Черкасами два дня, тогда как ему, с 5.000 воинов, надобно было
убираться за добра ума в Городову ю Украину, за Рось. Только 19 (9) мая узнал он о
поражении своего драгоценного во всех отношениях отряда, но подробно ли узнал,
неизвестно. Наконец, миновав уже Корсунь, знали паны, что Татары переправляются
через Тясмин, у местечка Тясмина. *) Потоцкий стал окапываться, а Корсунь отдал
жолнерам на разграбление, чтоб не достался неприятелю.
Рано утром 25 (15) мая видать было в зрительную трубу неприятельское войско в
белых сермягах. Догадались, что это козаки (козаки-беляки, как называет их кобзарская
дума, в отличие от старшины). Но едва солнце начало всходить, как появился татарский
полк на другом берегу Роси, с противоположной стороны Корсуня, потом и другой, и
третий. Одни переправлялись ниже Корсуня, другие—через Корсунь (придерживаюсь
точных слов реляции). Потоцкий велел зажечь город. Все сгорело, кроме замочка и
