русскопольских, шляхетных витязей не уступали в стойкости и решимо сти
Фермопильским Грекам. Они замкнулись в четвероугольнике, построенном из
походных возов и. отступая в виде подвижного з&мка, два дня отпугивали
козакотатарские полчища. Но хлынул дождь, быть может, вызванный из сотрясенного
воздуха их же пальбою; отсырел порох; измученные чрезвычайными усилиями воины
едва двигались.
Между тем козаки отняли у них воду, и Хмельницкий прислал к Стефану
Потоцкому его письмо к отцу, перехваченное козацкими чатовниками. Бунтовщик
предложил героям панской республики условия капитуляции. „Мы не можем
трактовать с вами о наших дедахъ" (говорил он), „потому что между вами нет ни
сенатора, ни уполномоченного, которому бы мы могли объяснить, что заставило нас
взяться за оружие. Отдайте нам ваши пушки, и ступайте себе с миром домой".
Потоцкий потребовал от Козаков присяги, точно как будто присяга была делом
надежным не только в Козацком народе, но и в Шляхетском. Козаки присягнули по-
иезуитски, тая в сердце иное намерение. 'Пушки были отвезены в табор Хмельницкого.
„Это кстати козакамъ"! восклицает козацкий историк сочувственно, рассказывая,
как Хмельницкий обратил полученные вероломством пушки против трехсот воинов, и
забывая, что козаки, через десяток лет, поступали еще вероломнее с московскими
ратями.
Но и под выстрелами собственной артиллерии шляхетные рыцари продолжали еще
бороться с козако-татарскою ордою. Они шли в сомкнутом четвероугольнике до тех
пор, пока козаки, заскакавши вперед, не завалили им дорогу срубленными деревьями
на дне степной западины, носившей имя Княжих Байраков, может быть, еще со времен
Варягорусских князей. Тогда Хмельницкий pas-
т. п.
21
162
ОТПАДЕНИЙ МАЛОРОССП ОТЕ ПОЛЬПИЙ.
бил пушками подвижную крепость в щепья, и бросился с Тата рами на недобитков.
Стефан Потоцкий, весь покрытый ранами, был взят почти мертвый в плен. За ним и
остальные положили оружие. Голову коммиссара Шемберка Хмельницкий приказал
носить на жерди перед своим победоносным воинством. Чернецкого и Сопигу оставил
у себя в плену; остальных увели в неволю Татары.
В каком бы отношении ни была замечательна Желтоводская битва, для нас,
Малоруссов, она незабвенна тем, что, в числе пленников, достался здесь
Хмельницкому шлдхтич православного исповедания, Иван Выговский, известный в
истории, как его ближайший друг, его alter ego, его преемник в коварстве и
предательстве. *)
Итак новый козацкий против польскорусских панов бунт заявил о себе
кровопролитием. Из-за чего же взбунтовались козаки?
Украинские кобзари певали нам, будто они встали за „христианскую веру*;
малорусские летописцы, устами даже лучшего из них, твердили нам, будто бы „початок
и причина войны Хмельницкого есть едино от Ляхов на православие гонение и козаком
отягощения*; козацкие историки, вместе с почтенными археографами, уверяли нас,
будто бы козаки „возстали за жестокия утеснения жителей Малоросийской Украины,
претерпенные ими от Поляков в вере, чести, имуществе и самой жизни*; наконец, сами
козаки представляли себя московскому царю „помирающими за старожитную
греческую веру и за свои вольности, заслуженные кровью*.
Но в первой манифестации желтоводских героев чести и веры нет и помину о вере,
хотя свою рыцарскую честь обнаружили они весьма выразительно. Эта манифестация,
известная под именем „Реестра козацких Кривдъ*, писана самим Хмельницким, и
заключает в себе почти исключительно его личные обиды. Так как очевидно, что перед
королем Владиславом и его правительством нельзя было говорить небывальщину,
которою в последствии козаки
*) Выговского называют волынским шляхтичем, тогда как слава рождения столь
знаменитой личности принадлежит Земле Киевской. Еще в царствование Сигизмунда I,
предки Ивана Выговского, овручские бояре Лучичи, купили у королевы Боны,
торговавшей, как известно, под рукой у короля, должностями и пожалованиями,
„пустовскую землю в Киевском повете, называемую Скочковскою, в Выгове, с
обязательством служить с этой земли земскую службу. Выданную им жалованную
грамоту Сигизмунд I, в 1541 году, подтвердил по ходатайству Боны, а в 1611 и в 1632
