писем господаря, то униженно прошу принять от меня венец служения отечеству®.
Таково было положение измечтанной королем Турецкой войны и действительного
бунта Хмельницкого в конце марта 1648 года, когда Потоцкий, обеспеченный
дружественным письмом Иелам-Гирея, решился послать против Хмельницкого войско
и подавить бунтовщиков, пока они не усилились приливом своевольных людей.из
Украины. Между тем Хмельницкий, в начале марта, заключил договор с Татарами,
отдал хану в залог сына своего, Тимофея, а сам вернулся на Запорожье сзывать к себе
Козаков.
Войско, находившееся в распоряжении Николая Потоцкого и его товарища по
гетманству, Мартина Калиновского, долго стояло в бездействии между Брацлавом,
Винницею и Белою Церковью, в предупреждение татарского набега. От Белой Церкви
до Канева оборонять Поросье должны были польские Торки и Берендеи, козаки, а за
Днепром Посулие защищали многолюдные дружины удельного, можно сказать, князя
Речи Посполитой, Иеремии Вишневецкого. В виду быстро закипающего бунта,
Потоцкий не дождалея королевского универсала для. наступления на Козаков, как
бывало до сих пор, и поспешил на театр своих подвигов 1637 и 1638 годов.
Теперь уж Николай Потоцкий был не тот, что в оные прославленные им годы, когда
Шляхетский Народ восторжествовал над Народом Козацким и, как панам казалось,
навеки подчинил его
148
своей законодательной власти. Болел Потоцкий панскою болезнью, подагрою, и в
Агамемноновском своем походе на Оулу. Десятилетие, проведенное среди
„хлебоядцевъ" и винопийцев гостеприимного дома Потоцких, сделало польского
защитника Поросья и Посулия неспособным сесть на коня. Он ездил по полкам в
карете и во время битвы. Но в отяжелевшем теле носил Потоцкий энергический дух
своих предков, Русичей: ибо не напрасно волочилась Польша за нашими буйтурами,
вовлекая их в свою национальность: она ловила в Малороссии таланты, которыми была
скудна, и этими талантами прославилась в католическом свете. Потоцкий веровал,
подобно православному Ляху Киселю, что „никогда хлопская рука не возможна есть
подвизатися протнво своим господиномъ".
Еслибы сенаторы и вельможные паны, исчисленные в реторическом письме Киселя
к путивльскому зоеводе; предвидели, что новый козацкий царь Наливай всего больше
рассчитывает на соединение Козаков с ордынцами,—не повернули б они своих
ополчений во-свояси до тех пор, пока не сделали бы невозможным столь давно
намеченное слияние польскорусской орды с татарскою. Но гордые победами своего
Потоцкого над козаками и своего Конецпольского над Татарами, они смотрели
спокойно на то, что одна орда раздражена неуплатою жолду, а другая—отказом в
гараче: они забыли* что оба скопища хищников задеты за живое и с других сторонъ*
Победители Косинского и ЕСЕХ козацких бунтовщиков упустили из виду, что
Кояецпольский преследовал Жмайла в непроходимые трущобы Медвежьих Лоз
единственно из-за его попытки вызвать Крымцев на опустошение колонизуемой им
Украины,—попытки, повторяемой упорно козаками в каждом бунте своем и, что
Потоцкий совладал с християнскими ординцами под Кумейками и на Старце только
благодаря их тогдашней вражде с мусульманскими.
Владислав IY был одарен умом вовсе не строительным; но паны, вырвавшие у него
из рук всю власть, оказались теперь несостоятельнее своего развенчанного монарха в
государственном строительстве и в сохранении за собой края, без которого Польша, по
выражению одного простолюдина, была все равно, что рукав без жупана. Сравнительно
с этими пигмеями царственности, он был велик уже тем, что мог бы, так, или иначе,
двинуть в поход громадные войска и в том числе 80.000 их собственного контингента.
Но, низложив титулярного короля своего, фактические короли польские,
легкомысленно играли с огнем, о котором еще отцы и деды их говорили, что его
надобно гасить в искрах. Благоразум-
.
149
но, или нет воспротивились они войне своего избранника с неприятелями Св.
Креста,—это могло бы оказаться только в непредвидимой комбинации разнообразных
человеческих интересов; но совершившиеся факты говорят нам, что паны не понимали
значения царственности, и либеральною борьбой с Владиславом сделали то, что теперь
