готовы повиноваться одни козаки, как бы предчувствуя, что покарают за него сборище
панов своекорыстников и, в конце концов, нагнут их гордые выи под Москаля еще
ниже, нежели Посольская Изба нагнула под свою волю королевскую власть.
Все теперь зависело в Польше от одобрения сейма, который должен был собраться
в мае ж1647 года. Король ждал его с терпением, воображая, что достаточно раздражил
мусульман, и что два враждебные ему сословия поневоле должны будут выполнять его
планы. Но и в этом ошибся.
В Стамбуле хорошо зпали, что делалось в Варшаве. У Порты были в Польше
шпионы между купцами Армянами. Она получачала точные вести из Крыма и
Буджаков, из Мультан и Волощини от пограничных воевод-башей своих, а еще больше
от европейских резидентов при султане, которые считали своею обязанностью
уведомлять его визиря о взаимных отношениях християн-
.
63
ских дворов. На сей раз Венеция доставила Порте наилучшие извеетия о
королевских намерениях. Она была более вредным другом для Польши, нежели врагом
для Турции. С самого начала Порта знала, что задумал Владислав, и брак его с Марией
Гонзага подтвердил её опасения.
Поляки, по проторенной ими дороге самозванщины, еще в 20-х годах XVII столетия
заявили мысль о покушении на оттоманское владычество посредством самозванного
турецкого царевича, крещенного тайно в християнскую веру. Москва, с достоинством
державы степенной, без шуму столкнула претендента с его ходуль, устроенных
шляхтой да козаками, очевидно, под руководством все той же таинственной интриги,
которая создала и её Лжедимитрия. Но в 30-х годах появился перед Оттоманами
призрак Палеологов из Франции. Князь Нервес, отец Марии Гонзага, вместе с княземъ'
тосканским (который поощрял и чествуемого козаками „Турецкого Царя Ахиюа) стали
готовить восстание Греков и других подвластных Турции христианских народов.
Англия, Испания и Франция обещали им свою помощь. Хотя замыслы князя Нервеса,
наследника Палеологов, оказались такою ж несостоятельною затеей, как и претензии
Александра Оттомануса, но имя его постоянно пугало Турок, бывших свидетелями
потрясения Московского Царства польскими героями самозванщины. Брак польского
короля с наследницей претендента, которого права католическая Европа лукаво
признавала серьезными, был для турецких правителей событием тревожным.
Владислав слыл счастливым полководцем и казался издали грозным.
Были известны Порте, хотя бы только из газет, и сношения короля с Москвою,
Персиею, Венецией, Римом, Тосканой и другими державами. Она подозревала обоих
господарей в неверности и боялась волнения христианских народов, ненавидевших
турецкое подданство. Если взять во внимание, как легко было заохотить к войне Персов
и все християнские национальности в Азии и в Африке к восстанию, то легко понять
опасения Порты, чтобы, в случае войны с Польшею, не загорелся у неё пожар, которого
не могли погасить её силы. И однакож, в виду столь грозной опасности, не могла Порта
решиться на заключение мира с Венецией.
Еще в 1619 году писал испанский посол, что Турки видят в Венеции единственное
препятствие своим стремлениям к господству на морях, и лишь только разделаются с
Персией, немедленно станут воевать за Кандию. Обладание этим богатым островом, по
94
.
его взгляду, обеспечит Порте Архипелаг и отворит дорогу в Средиземное море;
поэтому и Венециянам (писал он) не остается ничего иного, как покупать временный
мир дорогою ценою; но лишь только явится визирь неподкупный, ничто их не избавит
от войны.
Вот почему Турки, начавши воевать с Венецией, не хотели кончить войны без
приобретения Кандии. Тем не менее, однакож, был момент, когда Порта колебалась в
выборе неприятеля между Польшей и Венецией,—именно в 1646 году, когда король
объявил в Варшаве Турецкую войну, и особенно, когда выехал во Львов, чтобы начать
военные действия, и послал оттуда ультиматум, требующий переселения Буджацких
Татар в Крым. Султан повелел было стянуть часть войска к Сшшстрии, другую послал
на Буджаки, а с третьей готовился двинуться сам визирь. Все это девалось под
покровом уверений в мире; но король узнал из верного источника, уже после сейма, что
