под Иилявцы, имея' 100 пушек. Туда явилась „нечаемая белогородская Орда", и козаки
одних Ляхов „под Нилявцами в реке иЮ“ топили, а иных в Константинове побили и
потопили, а за ишьшп гнались", и т. д. „Ляхи егодне или несгодне обрали себе короля
Ка знмпра", который де обещал Хмельницкому „быть русским королем, и что саблею
взяли, и то бы себе держали, крепко обещаясь, что одноконечно хотят подтвердить. И
так де масляного заговейна помирились, а по масляном заговейне снова воевать, если
не будет Казимир королем русским, хочет Войско Запорожское". Татар де оно имеет па
помощь себе сколько нужно, а самих Козаковъ— тысяч триста. Остается де только
московскому царю помочь козакам, и тогда не только еретики и неприятели
православной веры будут покорены под ноги царского величества, по „и гроб Божий из
руки турецкой с патриархами" будет освобожден.
С своей стороны патриарх Паисий уверял царя, что Хмельницкий желает поступить
под высокую руку великого государства; но Мужиловский об этом в своем письме
почему-то умалчивает.
Глядя по-своему на подвиги Хмельницкого, царь отправил к нему в табор гонца
Василия Михайлова с письмом, внушительно советующим прекратить войну.
Хмельницкий отвечал, что не верит миролюбию Ляхов, и просил царя, чтоб он, приняв
Козаков под свое самодержавие, велел своим людям наступить на Ляхов. В противном
де случае мы свидетельствуемся, Богом и всеми святыми, что „потуду станем с Ляхами
биться, покуду нас православных (и, разумеется, Татар) станетъ".
Смекая, что все это значит, царь, через боярина, Григория Гавриловича Пушкина,
объявил Мужиловскому,—что у него заключен вечный мир с Польшей, который
нарушить непозволительно, потому что это будет грех перед Богом и позор перед всеми
христианскими государями. Козацкий посол предложил царскому боярину такую
увертку, чтобы государь позволил только „вольным людям донским козакамъ" придти
на помощь к Хмельницкому, и сулил царю несколько городов, которые де сделались
козацкою собственностью, и если государ примет „Запорожское Войско" в подданство,
то они (козаки) пойдут отбивать у Поляков и другие города, в которых бы жили одни
православные христиане.
.
333
Этот совет козакоманы называют практическим; но Пушкин отвечал козацкому
практику честно, что это дело, скрытое от людей, не скроется от очес всевышнего Бога,
пред которым такой поступок будет так а$е грешен, как и явное нарушение мира. А
пусть лучше козаки пошлют своих послов в Польшу и Литву к панам-раде уговорить
их, чтоб они, вместе с козаками, избрали своим королем русского государя, и послали
бы о том к великому государю своих великих пословъ^ а если у них король уже избран,
то они домирились бы с козаками на том, чтобы Запорожскому Войску быть в
подданстве великого государя без нарушения вечного мира между Польшей и Россией;
и если они на это согласятся, тогда государь примет Козаков под свою высокую руку.
Таким ответом боярин Пушкин обезоружил полковника Мужиловского и разрушил
дерзкие рассчеты Хмельницкого на московского самодержца. Козацкому послу надобно
было ретироваться из Москвы ни с чем,—тем больше, что его посольская свита заявила
Москве, каких прекрасных людей предлагал ей в сообщники практических действий
свидетельствующийся Богом разбойник. Ночью 24 февраля эта свита взбунтовалась, и
хотела избить представителя Еозацкого Народа; но он бежал к стоявшим на одном еь
ними подворье Грекам. В своей челобитной царю Мужиловский писал, что хотя ему и
предоставлено но козацким правам наказывать „подданных своихъ" чем угодно,
однакож не хочет он их наказывать, потому что они буянили от пьянства, и просил
уменьшить им отпуск напитков на половину, что и было исполнено.
16 марта Мужиловского отпустили обратно в Малороссию, дав ему небольшое
государево жалованье*), и вместе с ним отправили дворянина Григория Унковского да
подъячего Семена Домашнева для переговоров с Хмельницким о государевых делах.
Не такой награды ждал Мужиловский. На выезде из Москвы он, с досады, „говорил
про Московское Государство непригожия слова: что в Московском Государстве правды
ни в чем нетъ". Царь послал ему в догонку выговор, который должен был учинить
