278
.
Было очевидно, что оба предместья скоро перейдут в неприятельские руки, и
предмещане должны будут уходить в город. Кроме голода, который, в таком случае,
грозил уже издали городу, не меныная опасность угрожала ему и со стороны Верхнего
Замка, который находился в таком же запущенном состоянии, в каком были укрепления
киевские, находились под воеводством богатейшего из малорусских панов, игравшего
притом роль охранителя православных святынь. В нем поместили покамест только 50
присланных Вишневецким драгун, которые могли дать неприятелю только слабый
отпор. Заняв столь важный пункт, неприятель мог обстреливать город своими
полевыми пушками и принудить к сдаче. Это видели мещане хорошо, и однакож
решились обороняться.
Скоро появились козаки, в сопровождении Татар, к которым подошел и знаменитый
Тогай-бей с своей Ордою. Они прорвались в предместья, сломив мещан, оборонявших
вал и частоколы. Козакам помогали мужики, увеличивавшие массу панских врагов по
мере её движения вперед. Предмещане с детьми и пожитками крылись в костелах,
ютились у Кармелитов, Бернардинов, Доминикан, у Святого Юра, бежали в Верхний
Замок и в город. У городских ворот столпились тысячи возов и народу, под защитой
пушек, отпугивавших неприятеля.
Разъяренные сопротивлением и жадные добычи хмельничане бросились было уже
на валы самого города, и ничто бы не остановило их подавляющей массы. Но
Хмельницкому было не до занятия и даже не до разорения городов. К изумлению своих
u чужих людей, он прекратил битву в решительный момент.
Непонятные никому действия опустошителя Польши u вместе с нею Руси внушали
козацким кобзарям набожные стихи:
Тилько Бог святый знає,
Що Хмелнпцький' дукае-гад&е...
Про те не зн&ди ни джуры козацьки,
Ш мужи гром&дзьки:
Тилько Бог святый знає,
Що Хмедийцький думае-гадае...
Набожные не меньше кобзарей ксендзы из прекращения битвы в самую опасную
минуту сделали чудо. Перед козаком Тамерланом явился в облаках молящийся на
.коленях бернардин, в котором ови без труда узвали Њwiкtego Jana z Dukli. Этому Св.
Яну
.
279
из Дукли, по удалении Козаков и Татар, воздвигли они коленопреклоненную
статую, существующую и ныне.
Не столь были счастливы львовские схизматики, спрятавшиеся у Святого Юра
своего, воображая, что козаки пощадят их не только внутри православного храма, но и
в самой ограде его. Хмельницкий извинял „простака" Кривоноса, который не умел
совладать с домашними Татарами своими, но теперь сам оказался таким же простаком.
Еозацкая орда сперва перебила или продала орде татарской тех несчастных, которые
столпились вокруг Святоюрской церкви на цвиштаре *). Спрятавойеся в самой церкви
заперли двери надежными засовами. Но „борцы за православную веру и русскую
народность", по Косгомарову единственные борцы, продолбили в стенах отверстия и
стреляли внутрь церкви, нужды нет, что, по их же кобзарским думам, считалось
великим грехомъ—не снять шапки перед церковью, „домом Божиимъ" и не „положить
на себя креста". Наконец запертые двери уступили козацким келепам **).
Тогдашний львовский поэт, Армянин Зиморович, певец полей и мирной сельской
жизни, следовательно друг местной Руси, осветил перед нами в Святом Юре картину,
напоминающую подвиги Гренковича в „Межигорском Спасе".
Козаки выволакивали побитых людей на паперть с криком: Галайи ГалЫИ бре,
шуръи (прикидываясь Татарами перед небесным патроном родпой пашей Владимерии).
Когда в алтаре „старый игуменъ" увещевал их прекратить разбой, эти ревнители
древнего русского благочестия, эти единственные борцы за православную веру,
допытывались у него, где спрятаны деньги, а для большего убеждения облили ему
голову горилкою и подожгли свечками. „Гей, пробиу ***) христиане! вира! вира!"
кричал бедняга; но козаки отвечали с малорусским юмором своим, с тем самым
юмором, с каким дарили изнасилованным шляхтянкам алые ленты, червони стрички:
„Батеньку, нетреба нам твбеи виры, лише дидчах грбщей". ****)
Так поступали освободители Русской Земли и с другими единоверцами своими.
Они считали милостью уже и то, что выворачи-
*) Малоруссы доныне кладбище (обыкновенно устраиваемое прежде вокруг
