государственных имуществах весьма убыточна для Речи Посполитой, и что аренды
несравненно выгоднее.
Этот доклад панского министра финансов, коронного подскарбия, служит ответом
на вопрос, естественно представляющийся русскому читателю: почему бы не
задобрить хищных Татар и не менее хищных Козаков своевременною уплатой одним за
четыре года гарача, а другим за пять лет жолда, не дожидаясь, пока они примутся
вознаграждать сами себя разбоем, как это делала много раз и служилая шляхта,
составлявшая кадры жолнеров, как и самих Козаков. Немец вернее всех обозначил
причину падения Польши своею поговоркою: polnische Wirthschaft *). В этом смысле
историку приходит на память упрек одного сеймового брошюриста, сделанный
правительственным панам лет за десять до
*) Польское хозяйство.
245
Косинщины. Он говорит, что паны держали Козаков на Татар, как собак на волков,
но, побивши Орду, не платили им жолду, и тем приводили к новым бунтам *). То же
самое можно сказать и о вознаграждении жолнеров за службу, вечно несвоевременном.
Едва кончилась в Варшаве конвокация, как получено было известие, что козаки
взяли приступом опору панской колонизации, ранговый город коронных гетманов,
„арсенал Речи Посполитой", Бар, по древнерусскому названию своему—Ров. После
отчаянной и безуспешной защиты города и замка,воинственная подольская шляхта
вопияла к варшавянам своим окатоличенным голосом: „Спасайте же хоть муры и
костелы, если уж не нас, братьевъ"! Но варшавяне умели только долячить русских
людей на их пагубу, а спасать и самих себя не умели.
Одновременно с жаждавшими войны Подолянами и миротворец Кисель жаловался
Оссолинскому, что козаки опустошили больше прежнего eroJPonjj^№ Перебийнос (пе
смотря на сказочный приков к пушке) вырезал по своему обычаю Межибож.
Во время нового грабежа гостеприимной Гощи (повествовал горестно Свентольдич)
козаки схватили юркого монаха, Отца Ляшка, и, не взирая на его православие,
положили среди улицы, и до такой степени избили киями, что его благочестивый
патрон сомневался, будет ли он жив. Козаки (продолжал Кисель) взяли у него все
письма и какой-то „патент от примаса". (Видно, и Ляшко принадлежал к таким
православникам, как сам Кисель и его приятель, митрополит). Три дня гостили
хмельничане в Гоще, как во время оно Наливайцы в Яссах, распуская кругом загоны по
имениям горынских помещиков Сопиг, Нарушевичей,. Хребтовичей и многих других,
носивших малорусские имена **). „Десятка полтора бо-
*) Печатные брошюры, распространяемые между сеймующими панами,
заслуживают прилежного изучения. Biblioteka Polska г. Туровского напечатала их
несколько, но в нее не вошла весьма редкая брошюра: 0 nowych Osadach: Sиobodack
ukraiimych Zdanie i Rozs№dek, напечатанная без означения года и имени автора, но по
шрифту и правописанию относящаяся к XYI столетию. Не думаем, чтобы заслуженный
перед наукою издатель отверг ее потому, что в ней высказано много неприятной для
Поляков правды.
**) Один весьма талантливый польский писатель, видя в моей „Истории
воссоединения Руси" восстановленные по малорусскому произношению имена наших
полонизованных Русичей, знаменитых в истории Польши, спрашивает печатно в
недоумении, для чего я ото делаю. Отвечаю ему: для науки, для
246
чек вина" (писал Кисель, забывая, в своем новом горе, о том, что козаки, по его
прежнему донесению, допивали остатки медов) „и несколько десятков бочек меду пили
(у меня) день и ночь, потчивая моих же хлопцев, равно как и соседних, а что осталось,
пороздавали мужикамъ".
Уведомив об окончании этой, как назвал он, трагедии, Кисель доносил, что, по
словам посланных языков, Хмельницкий собрал уже 120.000 войска, сверх
Кривоносова корпуса, и стоит под Янушполем, невдалеке от Любартова. „Видя" (писал
разочарованный миротворец), „что мы не спешим собирать войско, что главные наши
деятели" (следовательно Заславский, Конецпольский'и Остророг) „безсильны, что все,
в страхе, показывают неприятелю спину (terga dederunt omnes), „и никто не хочет
заглянуть ему в глаза,— мужики делаются смелыми, и все пристают к этим войскам,
или козацким, или мужицким, или разбойничьимъ".
