Перебийнос, вернулся в Украину, Хмельницкий приковал его цепью за шею к пушке,
заполоненную Кривоносом шляхту выпустил на волю, и более сотни его
„разбойниковъ* приказал своим Татарам обезглавить. Кисель всему этому верил, и
хвалился коронному канцлеру, очевидно, понимавшему Козаков не лучше его самого.
Он верил и тому, что хан остановил своя полки и дожидается его прибытия. Хвалясь
всем этим Оссолинскому, он усердно просил панов удерживать свои войска от всяких
подъездов, чтоб они не раздражали Хмельницкого.
Миролюбивым панам, после этого, только и оставалось, что держать тайные рады
против полководца, который один был способен отстоять их панованье.
В позднейшем письме к Оссолинскому Кисель опять просил „не портить его
переговоров такими подъездами*, и окончил письмо уверением, что Кривонос был
прикован к пушке, но потом де, при Отце Ляшке, *) его отпустили за порукою. Но
Хмельницкий не мог, хоть и хотел бы, приковать к пушке полковника, создав шего 60-
тысячный корпус головорезов, а комедии, в роде подставных лиц, он строил и не перед
такими людьми, как монашествующий конфитент великого дипломата. Ему было
нужно, чтобы паны, по просьбе Киселя, „не портили переговоров никакими
подъездами* .
Не дождавшись в Гоще ответа на свою просьбу, Кисель опять начал прокладывать
сеЙ дорогу к Тамерлану, как называл он Хмельницкого. Когда, в своем фантастическом
походе, приблизился он к знаменитому городу Острогу, резиденция „начальника
православия*, этого „столба и утверждения веры*, была уже занята козаками, которые
„день и ночь пили вино и мальвазию*. Пьяницы выбежали за ворота и хотели
здороваться с ним тем же способом, как и Гощинские незванные гости. Но Кисель
построил свое войско в боевой порядок и отправил к ним посла. Насилу взяли они в
толк, что это миротворний, а не наступательный поход. Кисель показал полученное в
дороге письмо от Хмельницкого и
*) Дворянская фамилия Ляшка до сих пор существует в Борзне. Киседь, вероятно,
во избежание неприятного для Козаков имени, называл своего конфидента Lasko,
словом, не значащим ничего. Тогдашние педоляшкщ подобные Киселю, попали в такое
положение между двух народностей, что не инали, нак им быть.
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИЯ ОТ ПОЛЫПИ.
241
отдавался со всем полком, чтоб они вели его к своему гетману. Козаки видели, что
это немаловажный приз, и были готовы конвоировать панов, во потребовали от них
восемь заложников. Кисель на это согласился, если козаки дадут столько же своих.
Но едва обменялись они заложниками, к Ос^огу^лриблизился отправленный
Осинским, соратником Вишневецкого, подъезд, под начальством отважного, партизана,
пана Сокола, с тем, чтобы выбить Козаков из города, принадлежащего князю
Доминику, достойному наследнику князя Василия. Козаки завели с неприятелем гарцы,
а в городе между тем поднялся крик, что Кисель разом „и трактует и штурмуетъ*.
Пятеро из панов заложников очутились без голов; троих спрятала от пьяной черни
старшина. Во время . гарцев, козаки добыли у пана Сокола языка и узнали, что Кисель
был тут ни при чем; но не захотели уже его конвоировать и не дозволили ему даже
провести свой полк через город. Коммисеары, удержав у себя козацких заложников,
повернули к Ляховцам,
Тем и кончилось премудрое путешествие панского миротворца к Тамерлану-козаку.
Из Лиховцев Кисель отправил одно письмо к Хмельницкому, жалуясь в нем, между
прочим, на профанацию со . стороны Козаков не только польских, но и русских алтарей
„Божиихъ*, а другое—к своему давнишнему приятелю, киевскому митрополиту,
которого просил ехать к Хмельницкому с просьбой о пропуске к нему панского
посольства. Вместе с тем уведомил он правительствующих панов, что теперь, увы!
„блцже к войце, нежели к миру*. Все-таки польский патриот Русин приписывал себе
важную услугу отечеству тем, что своим путешествием и своими посланиями
приостановил настолько времени неприятельское нашествие, намекая весьма ясно, что
не желает видеть своей pietatis ku ojczyџnie без памятника.
Недавно миновало 16 (6) июля, условленное время трактата Сильвестром Косом и
Адамом Киселем о соединении церквей. „Не то было бы в Украине, когда бы
