королям •юридически, но фактически не были.
Что касается самого общества, то волынские дуки, не смотря на все свои
магнатские экзорбитанции, вовсе не представлялись ему притеснителями. Опи часто
слыли даже благотворительными вельможами, покровителями науки и древней русской
веры. Обиженные вопияли громко против своих тиранов и грабителей, из которых
многие были приближенными лицами этих баронов. Но голоса, обвинявшие на Волыни
сильных земли, заглушались хором бесчисленных сообщников их в пользовании
„нетруженным хлебомъ". Да и не было в те времена панов, которые могли бы служить
первенствующим волынским магнатам живым укором в их самоправстве. От своих
собратий отличались они только загребистою лапой в дележе общей панской добычи.
Все другие паны действовали в том же духе, каждый по мере своего гражданского
бессовестия, по мере своей магнатской безнаказанности, хитрости, корыстолюбия. И
этимто способом поддерживалась на Волыни та вольная воля, от которой. Волынская
Земля получила свое название. Богатство и убожество, свобода и порабощение, веселое
буйство и мрачное уныние были здесь перемешаны резко, точно в турецкой азиятчине.
Это была зловещая помесь: от неё произошли те смуты, которые начались на
Волыни при бессовестнейшем из Острожских, прозванном у сплетников было
святопамятным, и через полстолетия покрыли большую часть польскоруеской
территории кровавыми развалинами. Но, с притуплением чувства справедливости у
высшего и у низших сословий, вернее сказать—состояний, притуплялось в
Королевской Земле и чувство опасности от повсеместной порчи нраот Между тем она-
то, а не Крёсы, как думает польская историография, была „Ахиллесовой пятою" в
составе Речи Посполито#.
.
239
Даже такие православники, как Адам Еисель при всей своей заботливости о судьбе
Польши смотрели на князя Василия и подобных ему обладателей Шляхетской Украины
Волыни, прежде всего, как на защитников Христианской Земли от разлива
мусульманщины. В виду больших расходов на постоянную борьбу с Татарами и
великих опасностей украинного быта, им казались извинительными панские
экзорбитанции; а во что были способны превратиться орудия панских экзорбитанций,
низшая шляхта, бояре, мещане и козаки вместе с попами, не уступавшими в грубом
эгоизме ниодному сословию, и полудикими, готовыми на все пагубное мужиками,—
предвидеть это было тогда рано. Это увидели только в то время, когда пособить беде
было уже невозможно.
Магнатские завистники и недоброжелатели, мелкопоместные и безземельные
шляхтичи, не только не хотели помогать своим патронам в отражении козацких
набегов, но еще и сами нападали по козацки на панские отряды, занятые партизанскою
войною с кривоносовцами. Еисель собственными глазами видел толпы волынских
шляхтичей, и притом „siuџalych", которые ходили заодно^ с козаками на разбойный
промысел, под предводительством своего же брата, шляхтича, и от которых ему
приходилось оборонять свои возы. „Они даже бились не так, как бьются козаки" (писал
он к Оссолинскому). „Те обыкновенно стреляют из самопалов, а эти нападали на наши
отряды в поле рукопашным боемъ". Для несчастного панского общества вернулись
времена Еосинского и Наливайка. Вернулись для него и те Баториевские времена, когда
не только украинская шляхта, но и пары старосты делали козакам „раунда adminicula".
Оно видело в страпщом развитии зло, нарожденное собственным бесправием, и не
знало, чем и как помочь себе.
Вот в каком водовороте, или черторые очутился Еисель с отважным, но
сравнительно ничтожным полком своим. Добравшись кой-как до своей Гощи, нашел он
в гощинских „пусткахъ" несколько сот бражничавших опустошителей. Гультаи
приветствовали хозяина стрельбой из самопалов, и не обратили никакого внимания на
объявление, что это пришли коммиссары с мирными предложениями. Напротив,
напали на Еиселевых жолнеров с такой завзятостью, что пришлось положить почти
всех пьяниц трупом, при чём с йанской стороны убит храбрый воин, шляхтич .Июля
изпод хоругви Александра Еонецпольского, еще один шляхтич Березинский (оба
Малорусса) и несколько человек челяди.
240
*
В Гощу пришли к Киселю измышленные вести, что когда Кривонос, он же и