Объездная дорога – на ней свободно могли разъехаться две повозки – вихляла из стороны в сторону, будто трактирная служанка бедрами в надежде на щедрую подачку. Она то опускалась в небольшие ложбинки, цепляя обочиной камышовые заросли, то змейкой извивалась меж холмов, поросших березовыми околками. Как раз сейчас одна из таких рощиц темной массой примыкала почти к самому краю дороги.
Оказавшись рядом с околком, Лаен внезапно шагнул в сторону, скрывшись в тени деревьев с еще не облетевшей листвой, и вынул стилет. Прячущегося в кустах человека он заприметил уже давно, но специально не подавал вида, опасаясь, что неизвестный может пальнуть из лука или самострела. Шевеля пальцами и разминая кисть, десятник бесшумно спустился в словно по заказу подвернувшуюся балку и, преодолев ее, оказался у супостата прямо за спиной.
А тот крутил головой, будто шальной ветер – флюгером, явно не соображая, куда подевался путник, буквально несколько секунд назад беспечно шедший по дороге. Наполовину высунувшись из-за ствола березы, неизвестный засадник даже драную собачью шапку с головы стянул, чтобы лучше видеть.
По ней, а еще мазанной салом блестящей лысине и клинообразной бородке, прилепленной к вытянутому подбородку, десятник, к своему удивлению, признал в нечаянном супостате собственного дозорного.
– Дьякон! Ты, что ли?!
От неожиданности тот, кого назвали Дьяконом, подпрыгнул на месте и крепко выругался, одновременно осеняя себя знамением Единого Отражения. Осознав, что получилось крайне противоречиво, мужичок округлил глаза и, всплеснув руками, забормотал:
– Господин Лаен!.. Ох и напугали же вы меня! Рад видеть вас в здравии!
– И тебе не хворать, чертяка. Ты как здесь оказался? С телеги, что ли, свалился? – насмешливо поинтересовался десятник, между тем продолжая недоумевать.
– Дык, это… в карауле я!
– В каком еще карауле? Не далековато забрался? Караван небось уже полдороги до мануфактур прошел…
– Никак нет, господин Лаен, – огорошил десятника Дьякон. – Во-он, в той ложбине встали, поломка знатная вышла, ну… возничие так говорят. Меня Рыбка сюда отправил, стало быть, смотреть, чтобы с зада не подошел кто. – Дозорный виновато развел руками. – Вот, схоронился, думал, никто не заметит. Про вас, господин, предупредил Рыбка, но, простите, виноват, уж больно неожиданно вышло!
Десятник выругался и, больше не обращая внимания на козлобородого, почти бегом отправился выяснять причину вынужденной остановки, грозившей обернуться большими неприятностями.
Обрадованный отсутствием наказания за скверную маскировку, Дьякон вновь полез отсиживаться в мокрые кусты.
…Уже приближаясь к обозначенной ложбине, Лаен сначала услышал караван, а чуть погодя наткнулся на выставленное капитаном охранение. Позвякивая металлическими панцирями, одетыми поверх стеганых акетонов, пятерка солдат держала ладони на рукоятях шестоперов и таращилась по сторонам. При приближении десятника парни почтительно склонили головы и поприветствовали главу цеха дозорных.
Прямо за их спинами примерно на четверть мили протянулась вереница повозок. Огромные крытые кибитки, более пяти ярдов в длину, с выведенными на крыши трубами железных печей выглядели как настоящие дома на подмостках и предназначались для жилья. Заботливо укрытые парусиной телеги с гигантскими деревянными колесами перевозили ящики и короба с закупленным товаром. В просторных черных экипажах тряслись солдаты и дежурная рабочая смена от различных цехов.
По сути, караван представлял собой настоящее передвижное поселение со своей иерархией, в котором каждый из примерно полутораста человек знал свое место и предназначение. Довольно сложной в управлении кочевой общиной руководил негоциант Фект, уроженец противоречивой Стелаи, блестящий торговец, искусный дипломат и просто весьма прозорливый человек.
Кивнув в ответ мающимся от безделья солдатам, десятник направился было к штабной кибитке, но оказался перехвачен тем самым старшим приказчиком, с которого и началось это заполошное утро, переросшее в такой же суетливый день. Старик, являвшийся выходцем из Вашуйи, торговой республики, лежащей на востоке за горами Предков, выглядел озабоченно и куда-то спешил, но при виде десятника его морщинистое, частично мертвое лицо осветилось неподдельной радостью:
