Тщательный анализ историцизма должен был бы претендовать на научный
статус. Моя книга таких претензий не имеет. Многие из содержащихся здесь
суждений основаны на моем личном мнении. Главное, чем моя книга обязана
научному методу, состоит в осознании собственных ограничений: она не
предлагает доказательств там, где ничего доказанного быть не может, и не
претендует на научность там, где не может быть ничего, кроме личной точки
зрения. Она не предлагает новую философскую систему взамен старых. Она не
принадлежит к тем столь модным сегодня сочинениям, наполненным мудростью и
метафизикой истории и предопределения. Напротив, в ней я пытаюсь показать,
что мудрость пророков чревата бедами и что метафизика истории затрудняет
постепенное, поэтапное применение (piecemeal) научных методов к проблемам
социальных реформ. И наконец, в этой книге я утверждаю, что мы сможем
стать хозяевами своей судьбы, только когда перестанем считать себя ее
пророками.
Прослеживая развитие историцизма, я обнаружил, что столь распространенная
среди наших интеллектуальных лидеров склонность к историческим
пророчествам обусловлена разными причинами. Всегда лестно считать себя
принадлежащим к ограниченному кругу посвященных и наделенных необычной
способностью предсказывать ход истории. Кроме того, распространено мнение,
что интеллектуальные вожди обязаны обладать способностями к предсказанию и
что отсутствие этих способностей грозит отлучением от касты. Вместе с тем,
опасность того, что их разоблачат как шарлатанов, очень невелика — всегда
можно сказать, что никому не возбраняется делать менее исчерпывающие
предсказания и что границы между последними и пророчествами жестко не
определены.
Однако иногда сторонники историцистских воззрений руководствуются другими,
более глубокими мотивами. Те, кто пророчествует о приближении Царства
Божия и конца света, обычно выражают глубокую неудовлетворенность
существующей ситуацией. Их мечты действительно могут дать надежду и
ободрение тем, кому сегодня очень трудно. Однако мы должны понимать и то,
что их влияние способно заслонить от нас повседневные задачи общественной
жизни. Пророки, объявляющие, что скоро произойдут определенные события —
например, победа тоталитаризма (или, быть может, «менеджеризма»),
независимо от их желания могут стать инструментом в руках тех, кто эти
события готовит. Утверждение, что демократия не должна сохраняться вечно,
столь же мало отражает суть дела, как и утверждение о том, что
человеческий разум не должен существовать вечно. Ведь только
демократические институты позволяют проводить реформы без применения
насилия, а значит использовать разум в политике. Однако это утверждение
способно лишить мужества тех, кто борется с тоталитаризмом и,
следовательно, способствовать бунту против цивилизации. Кроме того, мне
кажется, что историцистская метафизика освобождает человека от груза
ответственности. Если вы убеждены, что некоторые события обязательно
произойдут, что бы вы ни предпринимали против этого, то вы можете со
спокойной совестью отказаться от борьбы с этими событиями. В частности, вы
можете отказаться от попыток контролировать то, что большинство людей
считает социальным злом, — как, скажем, войну или, упомянем не столь
масштабный, но тем не менее важный пример, тиранию мелкого чиновника.
Не хочу утверждать, что всякий историцизм чреват такими
последствиями. Существуют историцисты — в особенности марксисты, не
желающие освобождать людей от груза ответственности. Вместе с тем
существуют некоторые как историцистские, так и неисторицистские
социально-философские учения, восхваляющие бессилие разума в общественной
жизни и благодаря этому антирационализму пропагандирующие подход: «или
следуй Вождю, о Великий Гражданин, или становись Вождем сам» — подход,
который для большинства людей означает пассивное подчинение безымянным или
персонифицированным силам, управляющим обществом.
