Тихони, как неизменные дружки Двухголового, получили строгий приказ: немедля донести лавочнику о приговоре. Петька и Митька в один голос божились, что давно не водятся с Олегом. Но Катька живо вывела Тихонь, с помощью ногтей и зубов, на свежую воду. Подобрав сумки, грозясь, братья поспешно отступили к селу. Не сегодня — завтра Двухголовый, конечно, узнает о приговоре. Тихони не утерпят, проболтаются.
У церковной ограды Шурка и Яшка незаметно отстали от ребят и повернули обратно, к Волге.
— Говори скорей, что ты там придумал про крестики? — спросил Яшка, почесываясь от нетерпения и любопытства. — Из жести вырезать, да? Из картона? Золотой бумажкой оклеить?
Шурка по — мужицки одним пальцем погладил верхнюю губу, где должны были расти и, кажется, уже росли усы.
— Яша, мы с тобой не маленькие, чтобы баловаться, — степенно ответил он, стараясь говорить басом. — Позабудь ты про бумагу и жесть, ради бога! Совестно слушать.
Он помолчал и опять пощипал и погладил верхнюю губу, добрался до подбородка и его пропустил через кулак, как это делал Никита Аладьин со своей нитяной бородой.
— Раздобудем всамделишные кресты. Понимаешь, — всамделишные! Хватит играть. Надоело. Пора приниматься за настоящие дела.
Петух охотно согласился.
— Конечно, пора, — сказал он, повторяя Шуркины опыты над верхней губой и подбородком. Губы он покрутил для разнообразия большим и указательным пальцами, а подбородок разгладил в обе стороны и еще по груди ладошкой прошелся, как Василий Апостол. — Надоело все понарошку да понарошку… Дома хребет ломим, как проклятые, мамки спасибо говорят и щей наливают, как батькам, в большое блюдо, а зачнем играть… батюшки мои, ну чисто маленькие, трех годков, даже смешно и неинтересно!.. Я знаю, ты мастак придумывать. Горшок у тебя варит за десятерых, — польстил он другу, чтобы его задобрить и поскорей выведать новость. — Что же ты выдумал, Саня? Говори, не томи душу.
Шурка укоризненно взглянул на приятеля и покачал белобрысой головой.
— Ты опять рассуждаешь, как малый ребенок. Говори, говори… Разве Ник Картер или Шерлок Холмс болтают о своих планах вот так, сразу, на виду у всех?.. Эвон идет нищенка, — распаляясь, указал он на какую‑то бабу, которая брела по дороге навстречу. — Кто ее знает, может, это и не нищенка вовсе, а тайный наш враг. Подслушает планы — и мы пропали.
— Это бабка Ольга идет, — мрачно поправил Яшка, начиная сердиться. — Больно нужны ей твои планы. Она по миру побирается, за кусочками. Разве не знаешь, жена Миши Императора пластом лежит, ровно мощи, а есть просит.
— Все равно. Как ты не понимаешь! Знаменитые разбойники уводят своих помощников в подземелье и говорят шепотом, с глазу на глаз. А князь Серебряный что же, посреди дороги так все и рассказывал? А сыщики? Забыл?!
— Ничего я не забыл, получше твоего помню, — сердито отозвался Яшка, — только ждать до смерти неохота… Саня, миленький, давай понарошку, в последний разочек, а? Будто мы уже в пещере и…
Шурка возмущенно отвернулся, не удостоив друга ответом.
— Ну, леший с тобой, ладно, — покорился поневоле Петух. — Пойдем на Волгу, в нашу пещеру.
Он огласил кладбище, мимо которого они проходили, разбойничьим свистом.
Но не утерпел, чтобы не пригрозить:
— Погоди, Кишка, я скоро тоже что‑то придумаю. И сразу тебе не скажу, буду мучить.
— Разве я тебя мучаю? — удивился Шурка, широко раскрывая глаза. — На всякое хотенье должно быть терпенье. Так в книжках пишут. А в книжках, брат, одна сущая правда, сам знаешь. Это тебе не мужики и не бабы, книжки не обманывают, правду говорят, как Григорий Евгеньевич… Терпи, Яша, привыкай. Нам с тобой впереди мно — ого придется терпеть, — многозначительно намекнул он. — Счастливой палочки у нас нет, это только в сказках такие палочки бывают. Значит, надейся на себя, выкручивайся как знаешь.
Петух наконец понял: Шурка выдумал что‑то необыкновенное, чего еще никто никогда не выдумывал, и перестал приставать с расспросами.
Повстречавшись с бабкой Ольгой и поздоровавшись особенно ласково, чтобы бабка ни о чем, грехом, не догадалась, друзья некоторое время шли молча, ротозея по сторонам.
