– Вы позволите? – Рэт галантно поклонился и улыбнулся самой своей очаровательной улыбкой. – Рэт Долтон.
– Очень приятно. Чем обязана, мистер Долтон? – не менее очаровательно улыбнулась Вера Михайловна.
– Простите, мне показалось, что вы мне кивнули.
– Я вам? Нет, мистер Долтон, это вам только показалось.
От Рэта несло мылом и одеколоном, словно он был торговец моющими средствами.
– Извините. – Улыбка медленно сползла с лица Рэта.
– Ничего, бывает.
– И тем не менее, если вы не возражаете, я бы не прочь был составить вам компанию.
– Самая лучшая компания для меня – я сама, – сказала Вера Михайловна. – Поэтому я возражаю.
Рэт совсем потерялся. Он двинулся было к стойке бара, чтобы заказать себе еще порцию виски, но сделал последнюю попытку, которая, Вера Михайловна в этом не сомневалась, обязательно должна была быть – или она ничего не понимала в джентльменах.
– Я просто хотел спросить – вы из Штатов?
– Нет. Я из России.
– Вы из России? – не поверил своим ушам Рэт. – Вы живете здесь?
– Больше того, я здесь родилась.
Рэт теперь смотрел на Веру Михайловну, как на чудо природы. Из отеля они с Пэтом вышли один раз, и этого было достаточно: камера предварительного заключения раз и навсегда сделала для них понятной жизнь в этой стране.
– А я американец, – виновато сказал Рэт.
– Бывает, – философски заметила Вера Михайловна.
– Мне все в вашей стране… – он помедлил, – кажется странным.
– Возможно.
– Вы кого-нибудь ждете? Я потому спрашиваю, что вам стоит только намекнуть, я тут же исчезну.
– Нет, я никого не жду. Никого. – Она специально подчеркнула последнее слово.
– Это очень хорошо, – обрадовался Рэт, уже намереваясь подсесть к столу.
– Это намек, – сказала Вера Михайловна.
– О, простите. Я не хотел, я виноват. Извините.
Вера Михайловна решила, что уже вдоволь поиздевалась над иностранцем, и улыбнулась.
– Ну ладно, что у вас там стряслось? Вы ведь не отстанете, пока не расскажете, да?
Рэт обрадовался, как мальчишка.
Он метнулся к бару, заказал шампанского и быстро плюхнулся на стул рядом с Верой Михайловной.
– Вы не сказали мне, как вас зовут, – напомнил он.
– Вот именно, – ответила Вера Михайловна.
– Ну хорошо, я буду называть вас… э-э… Леди в черном.
– Это пошло, – отрезала Вера Михайловна. – Оставьте только «леди».
Рэт громко сглотнул. Ему всегда казалось, что он неотразим, здорово умеет ухаживать и поддерживать светскую беседу, но пока что эта уверенность не находила никакого подтверждения. Впрочем, светскую беседу он вести и не собирался, он хотел поведать любому, кто готов был его выслушать, о тех страшных испытаниях, которые выпали на его долю за последние три часа.
Но и это желание вдруг пропало, потому что он видел – перед ним сидит умная, красивая, сильная женщина, и он ни за что не станет перед ней хныкать, он же не неудачник какой-нибудь, черт побери. Он работает в престижной международной организации, получает неплохую зарплату, никогда не берет взяток, у него есть свой дом в Алабаме, несколько неплохих лошадей, он любит классическую музыку и собирает бабочек. Говорят, русский писатель Набоков тоже этим увлекался.
Так неужели он, интересный и содержательный человек, потратит драгоценные минуты на то, чтобы жаловаться прекрасной незнакомке на мелкие неурядицы? Ни за что.
– Ошибочно считается, что автором этой, как вы правильно заметили, пошлости является Мик Джаггер, – вдруг уверенно начал он. – Однако это не совсем так. Некая дама в черном была вообще излюбленным персонажем англо-саксонской литературы. Скажем, Диккенс обожал черный цвет.
– Диккенс, на мой вкус, несколько слезлив, – сказала Вера Михайловна.
Вторая попытка была удачнее. Рэт приободрился.
– Мне он тоже кажется сентиментальным. Но я об этимологии названия. Поэтому моя пошлость имеет классические истоки.
Теперь уже Вере Михайловне пришлось пристальнее всмотреться в своего собеседника. Нет, конечно, обида у нее не прошла. Но она не могла не заметить, что у Долтона довольно красивые глаза, что он очень обаятельно улыбается и пальцы у него длинные и нервные. Вере Михайловне всегда нравились музыкальные руки.
