С тех пор Булкин больше не лупил и не задирал Генку.
У Генки был такой… ну, трогательный, что ли, затылок с мягонькими треугольничками отросших волос.
— Генка! Кто твой отец? — спросил его как-то Саша.
— Бабушка говорит — кобель.
— Да нет… Я не это. Кем он работает?
— Военным. И он женат. Мы — просто так. Он в другом городе. А твой отец. Саша?
— Не знаю.
— Значит, тоже…
— Гм!.. С чего ты взял?
Великий грех бросать своих детей.
Но палитра добра и зла человеческой жизни поистине безгранична.
Когда Саше было восемь — как теперь Генке, — он шел домой и решил перейти замерзшую Боливажис. Он переходил реку, а лед тихонько потрескивал… И вдруг Саша начал медленно погружаться в воду. Вода была ледяная. Саша громко кричал, звал из помощь, он тонул. Над ледяной кромкой уже торчала только его голени и меховой шапке.
…На Сашино счастье, поверху, рядом с береговой кромкой проходил молодой военный. Не раздумывая, военный ринулся вниз и пополз от берега к полынье, к торчавшей над полыньей черной шапке. Он лег на снег, протянул к Саше руки, — а лед трещал.
— Осторожно, — шептал военный. — Ну?! Подавай мне другую руку… Вот. Молодец!
И пополз по-пластунски назад, прижимал Сашу к себе.
Оказавшись на берегу, военный в сердцах больно треснул Сашу пониже спины.
— Ходи осторожно! Здоровый парень. Битюг. А ведет себя, как трехлетний!
— Чего вы деретесь? Такой большой, а деретесь?.. Я… я…
И Саша заплакал.
Их отвели в ближайший дом, их раздели, разули, им дали водки.
— Вы же, дядя, чуть-чуть не утонули… — бормотал Саша.
— А выход какой? Ты мне можешь подсказать выход?
Молодой офицер рисковал собой, ни на минуту не сомневаясь в необходимости рисковать. Но, быть может, когда-нибудь и ему случится оставить своих детей… Кто даст расписку, что он не развелся, не разведется? Любой человек на этой земле, даже самый храбрый и добрый, — всего лишь дитя человеческое.
Где ж она — мера зла и жертвенной доброты?
1
Трамвай все ехал, ехал к ехал. Было холодно, но мальчик и девочка не решались войти в вагон и занять места. Скованные странной застенчивостью, они стояли на задней площадке и глядели я окно. А между тем ничего решительно не было видно в это окно, потому что его затянул мороз, Мальчик приложил к стеклу губы и подул на стекло.
— Нельзя, простудишься, — сказала девочка и тут же, приложив губы к стеклу, тоже подула изо всех сил.
На стекле образовалась дне круглые проталинки: одна повыше, другая пониже.
— У женщин совершенно нет логики! — сказал мальчик.
Девочка пожала плечами, и они замолчали снова.
Молчали, вздыхали, зябли. На зимнее пальто девочки спускались из-под меховой шапки две прекрасные белокурые толстые косы. Косы были схвачены лентами.
— Слабо подстричься, — любуясь косами, которых раньше не замечал, вдруг сказал мальчик. — Ты же все равно подстрижешься… Так подстриглась бы сразу: перестала бы дурака валять.
— Я этот вопрос обдумаю, — серьезно сказала девочка.
— Понимаешь, от кос веет школой, скукой.
— Что ж… Пригласил бы другую. Без кос. Зачем же меня?
— Я этот вопрос обдумаю. — ответил он, пытаясь насмешливо заглянуть в глаза девочка.
Кожа лица ее на яркой зимнем свету казалась прозрачной — нежная, словно кто-то ее нарисовал пастелью. («Не девочка, а портрет Розальбы Карьер, — решил про себя образованный мальчик. — Только на портретах Розальбы у женщин бывает такой бело-голубой, светящийся лоб, а у подбородка лежат такие нежные тени»).
— Ты озябла?
— Да.
«Левую руку отдам за то, чтобы до нее дотронуться!»
— Давай я тебя согрею!
И, поддавшись острому искушению, которого сам совершенно не понимал, не дождавшись ответа, мальчик снял варежки и принялся растирать лицо девочки. Он едва касался пальцами каждой голубой жилки и вдруг осторожно погладил девочкины ресницы.
Она все молчала, полуоткрыв рот.
«Почему она мне не запрещает? Если бы, к примеру, она выпрыгнула на ходу, а бы, наверно, стал ее Жучкой, ее собакой!»
— Косы я тоже могу погладить! — любуясь ее золотыми косами, развязно засмеялся мальчик И тут же принялся гладить длинные косы девочки.
Оба старались не видеть друг друга. Оба молча дули на стекла. Стекло все сплошь покрылось прозрачными пятнами.