Врачи считали это просто приметой и самовнушением, но факт оставался фактом: пациенты Волшебника Тома в большинстве своем очень скоро шли на поправку, даже самые тяжелые. И кошмары, от которых многие просыпались по ночам с криками, им больше не снились: хватало обычно пары разговоров с Томом, чтобы избавиться от них раз и навсегда.
Даже вечно ломавшийся санитарный грузовик перестал барахлить, стоило Тому поболтать с механиками и как-то заночевать в кузове.
— Там всего-то одна железяка износилась, — посмеиваясь, говорил он отцу, явившись повидаться, — а взять ее неоткуда, таких не делают уже, поищи этот антиквариат… Я и трансфигурировал, дел на полминуты, только подновлять надо время от времени. Сам-то как?
— Не видишь, что ли, еще одну медаль навесили, — отвечал тот. — Сознавайся, ты мне чего-то подлил?
— Немного, — не отрицал Том. — Но зелье удачи — это на один раз, постоянно его использовать нельзя, проку не будет. Перед тем вылетом я как чувствовал — дело будет очень опасным, вот и капнул… Пойду, а то хватятся меня.
— Да уж, или тут застукают, — кивал отец. Госпиталь был не так уж далеко от аэродрома, но пешком идти бы пришлось не один час, да мимо патрулей… — Бабушка с дедом в порядке?
— В полном. Я к ним вчера заскакивал, передают поздравления с наградой! Дед ходит гордый, как будто это ему орден навесили, а не тебе, — Том усмехнулся. — Про медаль узнает, вообще носом потолок прошибет! А у нас говорят: Риддл-старший в воздухе чудеса творит, а младший — в палатах…
— Ты там не слишком злоупотребляй, — предупредил тот. — Что, если настоящие волшебники засекут? Не положено же с обычными людьми делиться этими вашими зельями, ты сам говорил!
— Думаю, им чуточку не до меня, у них там Гриндевальд разбушевался почище Гитлера, а Дамблдор за ним гоняется, хотя лучше бы за Гитлером и компанией… — снова ухмылялся Том, обнимал отца и исчезал, оставив сильный запах карболки и еще какой-то медицинской пакости.
Когда и где он успевает разжиться новостями из волшебного мира, Риддл-старший не мог взять в толк, потом сообразил: да наверняка переписывается с кем-то из школы! А может, не из школы, а из Косого переулка, а то и местечка похуже: Том как-то обмолвился, что есть там пара криминальных кварталов, где можно разжиться и краденой волшебной палочкой, и запрещенными зельями… словом, как в любом подобном местечке. И о том, что свою палочку он спрятал подальше и пользуется творением неизвестных мастеров, невесть где, когда и у кого добытым, тоже говорил, потому что ему это не принципиально, но вот чтоб не отследили, лучше взять чужой инструмент.
«Левый ствол, — добавлял Том, ухмыляясь, — главное, чтоб не палёный был, ну да это легко выяснить: если после использования тебе на голову сыплются авроры… ну, полиция волшебная, стало быть, надо эту палочку сбрасывать и тикать! А про отпечатки пальцев они, по-моему, и не слышали никогда!»
И там же, похоже, Том раздобыл то, что давно искал — материнский медальон. Риддл-старший, когда увидел его, лишился дара речи, потом обрел его и долго и выразительно честил сына на все корки.
— Как ты его нашел, сознавайся! — выпалил он наконец.
— Так же, как ты искал маму, — пожал плечами Том, поигрывая золотой вещицей. — То есть не ты, а детектив, не суть важно. Поспрашивал тут и там: если она его действительно продала, скупщики краденого должны были это запомнить, говорю же, приметная штука. Мирок там тесный, так что я скоро в самом деле нашел дядьку, который его купил почти за бесценок, и старушку-коллекционерку, которой продал медальон.
— Надеюсь, ты ее не убил? — кротко спросил Риддл-старший. — Тебе только вооруженного разбоя с отягчающими обстоятельствами не хватало!
— Нет, я представился коллекционером, живо окрутил бабулю… своими методами. Ну а когда она распахнула передо мной свою сокровищницу, усыпил бедняжку, сунул цацку в карман и преспокойно ушел, — хмыкнул Том. — У нее там еще много интересных вещичек было, но мне-то нужна только эта.
— Хочешь сказать, старушка тебя не опознает? У тебя внешность, мягко говоря, выдающаяся!
