В 1924 г., когда система стала твердеть, и беспартийному должностную карьеру было уже не сделать, Платонов подал новое заявление. Не приняли. Пришлось работать без партийного билета. Колесил мелиоратором по Воронежской губернии, работал даже в Наркомземе и в Наркомате тяжелой промышленности инженером-конструктором, недолго пробыл инженером в Гипропроводе.
Но уже в самом начале 20-х годов государственная служба была для Платонова лишь источником заработка. Он уже понял (и тоже сразу и навсегда!), что душа его запрограммирована на творчество, на литературу. Поэтому в одной из своих автобиографий Платонов написал вполне искренне: «Участие мое в Октябрьской революции выражалось в том, что я работал, как поэт и писатель, в большевистской печати».
В 1922 г. Андрей Платонов познакомился с учительницей села Волошино, что в 40 км от Воронежа, Марией Александровной Кашинцевой и вскоре женился на ней. Брак оказался счастливым. В 1923 г. у них родился сын Платон (Тоша).
В мае 1926 г. Платонова переводят на работу в Москву, в Народный комиссариат земледелия. Но недолго длилось его номенклатурное приволье – уже через месяц «за страсть к размышлениям и писательству» (так Платонов написал в письме к А.К. Воронскому) его выставили из Наркомата.
Помог тот же Воронский: Платонова «простили», на службе восстановили, но в Москве не оставили, а направили в Тамбов заведовать подотделом мелиорации в губернском земельном управлении.
Именно в Тамбове Платонов и начал свою уже не журналистскую, а писательскую карьеру. После публикации «Епифанских шлюзов» (1927 г.) Платонов решил бросить службу и зарабатывать на жизнь профессиональным писательством. Перебрался с семьей в Москву. От писательского союза даже небольшую двухкомнатную квартиру получил в Доме Герцена на Тверском бульваре. В ней он и прожил до конца жизни.
Придется повторить: материала для достоверного хронометража жизни Платонова явно недостаточно. Поэтому и рассказ наш оказывается «дырявым». Правда, надо сказать, что с началом карьеры профессионального писателя биография Платонова прирастала только за счет написанных им вещей да реакции на них литературного и партийного чиновничества. Иными словами, писательская жизнь Платонова сразу стала и его судьбой. А это и является предметом нашего исследования.
Система, однако, травила писателя не только за писанное. В 1938 г. на семью Платонова обрушилась внезапная и дикая по своей очевидной нелепости трагедия, как удар кувалдой по голове, – 4 мая прямо на улице арестовали пятнадцатилетнего сына писателя. Не за переход улицы в неположенном месте угодил на Лубянку подросток, а за членство… в «молодежной террористической организации». Было бы Тоше не 15, а 10 лет, слово «молодежной» заменили бы на «детской». Всего и делов.
Платонов буквально потерял дар речи, посерел и уже навсегда «спал с лица». Оно потемнело и «было облито горем, как кислотой» (Эм. Миндлин). Он сказал одному из друзей: «…литература должна криком кричать о том, что в жизни творится, а она молчит или лениво улыбается».
Хлопотал за сына Платонова один из немногих его «влия-тельных» друзей – Михаил Шолохов. Он добился аудиенции у Сталина, рассказал ему о трагедии в семье Платонова. Сталин запросил «органы». Те вернули Тошу из Магадана в Москву «на доследование». Выпустили только в 1941 г. с открытой формой туберкулеза. С постели он уже не встал. Умер 4 января 1943 г.
Всю войну Платонов в шинели военного корреспондента на передовой, среди солдат. Дома оставаться не мог – личное горе раздавило бы его окончательно.
Написал массу прекрасных очерков и рассказов о войне. Издал несколько сборников.
В конце войны родилась дочь Маша. Сам же Платонов то ли заразился от сына (жена его упорно это отрицала), то ли привез болезнь с войны, но так или иначе уже после победы у него открылось кровохарканье.
5 января 1951 г. Андрей Платонов умер. Похоронили его на Армянском кладбище, рядом с сыном. На похороны великого писателя, как вспоминал его послевоенный друг И. Крамов, «пришло несколько человек».
* * * * *
Слава Богу, что Платонов на рубеже 20-х и 30-х годов успел создать все свои основные вещи, составившие ему славу, к несчастью посмертную: «Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море». Ибо к 1931 г., предъявив сталинскому социализму свой талант, взамен он получил от него свою судьбу.
