— Глаза зажмурь, — последовала новая команда. — Правильно, вот так. А теперь руки перед собой вытяни.
Константин подумал, чего бы еще такое ляпнуть, но ничего умного в голову больше не приходило. Ну и ладно. И тогда он приступил к заговору, стараясь выговаривать все слова сурово и важно. Получалось вроде бы угрожающе, даже с подвыванием, ну да это еще лучше. Главное, чего он опасался, так это того, чтоб не сбиться. Запинающийся колдун — это было бы совсем плохо.
Заклинаю тебя от злата,
От полночной вдовы крылатой,
От болотного злого дыма,
От старухи, бредущей мимо…
Во время чтения он легонько водил веточкой по ладоням и лицу Николки, а после окончания каждой строчки слегка стегал по вытянутым рукам.
Змеи под кустом,
Воды под мостом,
Дороги крестом,
От бабы — постом.
От черного дела,
— Все, Николка, — вздохнул устало колдун-самоучка.
Спецназовец послушно открыл глаза. По лицу князя ручьем тек пот — уж очень жаркий костер раскочегарил парень.
— Трудное это дело, поди, ведовство-то? — произнес он сочувственно, глядя на вспотевшего князя, и заметил: — Вон как взопрел, за ради меня стараясь.
— А ты думал, — проворчал Константин довольно, стараясь не улыбнуться ненароком — колдун должен быть суровым. — Теперь иди смело и ничего не бойся.
— Сейчас-то уж чего опасаться, — простодушно заявил Николка и поинтересовался: — А на сколько времени этого заговора-то хватит?
— На полгода, — ляпнул князь.
— Ого, — протянул Николка уважительно и низко-низко поклонился Константину. — То я от имени сестриц Третьяка да от матери его, — пояснил он, разогнувшись. — Теперь-то уж он точно не пойдет. Сам управлюсь.
И настолько парень в этом заговоре уверился, а стало быть, и в своей неуязвимости тоже, что не стал никаких хитромудрых каверз использовать, которыми его товарищи напичкали. Впрочем, он и сам изрядное количество таковых знал — воевода Вячеслав хорошо учил, на совесть. Ни подпаска он не изображал в поисках заблудившейся коровы, ни гонца спешного от другого князя, ни мальчишку, заплутавшего в лесу.
Так и пошел себе походкой ленивой через весь лагерь дружины Удатного. Брел не торопясь, да еще веточкой березовой помахивал при этом — в июне месяце комары самые злобные. Но самое удивительное в том состояло, что никто из воинов Мстислава действительно даже и не попытался его окликнуть, а уж тем более остановить. Через все костры Николка прошел спокойно и таким же невозмутимым, как и походка, тоном князю Мстиславу, что у своего шатра стоял, заявил:
— Дело у меня к тебе, княже, тайное.
А едва к нему в княжеский шатер зашел, так чуть ли не с порога в открытую ляпнул:
— Константин Рязанский прислал меня к тебе поклон передать низкий, — отвесил он его тут же, склонившись чуть ли не до земли. — А еще он встретиться с тобой хотел. Да чтоб не помешал вам никто, место хорошее выбрал. Дозволь, я тебя туда проведу ныне ночью.
— А ты сам-то кто будешь? — оторопел от такой наглости Мстислав Удатный.
— Я?! — искренне удивился парень. — Так я же Николка Панин.
— А почему шел так без боязни?
— А со мной ничего не будет, — очень обаятельно, с наивным, подростковым еще простодушием, улыбнулся Николка. — Я же заговоренный.
— А-а, ну, тогда… конечно, — растерялся князь.
Дальнейший разговор особых затруднений у «заговоренного» спецназовца тоже не вызывал.
И никому в голову не пришло заподозрить что-то неладное, когда Мстислав под утро выехал куда-то. Все знали, что есть у князя обыкновение сторожу самолично проверять, особенно в такие часы, когда сильнее всего человека в сон клонит.
Правда, обычно он в одиночку ездил, а тут паренек какой-то за ним увязался, но тут уж самому Удатному виднее. Раз не гонит его — значит, нужен. А в княжеские дела лучше не встревать. И вообще, меньше знаешь — крепче спишь. Если ты не в стороже, конечно.
Вот так Мстислав Мстиславович и оказался в шатре у рязанского князя.
