Но все эти мелочи бледнели по сравнению с основной сложностью. Ведь кому-то необходимо было неким загадочным образом пробраться к Мстиславу и оказаться с ним наедине. Да не просто оказаться, а еще и переговорить, и так пригласить его на встречу с рязанским князем, чтобы тот согласился на нее прийти.
После того как Константин узнал, что за ужасы про него рассказывал епископ Симон, вероятнее всего было бы предположить, что Удатный не просто от этого свидания может отказаться. Не-е-ет. Он вполне мог своим острым мечом тут же и уложить этого посланца на сырую землю, причем по частям. И шансы на то, чтобы остаться в живых, у того, кто пойдет извещать Мстислава, были мизерные. Один к десяти, да и то если быть большущим оптимистом.
Короче говоря, требовался смертник. Но когда Константин об этом честно сказал, а потом вызвал добровольцев из числа имеющихся у него спецназовцев Вячеслава, то глазам своим не поверил. Все как один шаг вперед сделали. Шаг, который, скорее всего, к смерти вел. Что и говорить, воспитал воевода орлов.
Зато когда он рассказал, что нужно Мстислава не убивать, не калечить и даже не связывать, оглушив предварительно, а именно уговорить, чтобы он добровольно на переговоры пошел, то чуть ли не все столь же дружно назад отступили. Не в почете у спецназовцев было плетение словес. Не этому учил их славный витязь Вячеслав.
Остались на месте лишь пятеро. Эти и в язык свой верили. Одного, слишком бойкого, Константин сразу отмел в сторону. Другой, напротив, тугодумом ему показался, а для этого дела нужен такой, чтоб за словом в карман не лез. Трое оставшихся жребий тянули — кому первая очередь выпадет, кому… ну, если что, во вторую идти, а кому — последним.
— Не боишься? — откровенно спросил князь молоденького, совсем худенького паренька с простым округлым лицом и легким пушком на верхней губе, слегка пожалев, что мальчишке первый номер достался.
— Есть маленько, — столь же откровенно ответил тот.
— Звать-то тебя как? — мягко спросил Константин.
— Торопыгой батька прозвал, — улыбнулся парень. — Я, вишь, до срока родился. Поторопился, стало быть. Потому так и прозвали. Когда ж крестили, мать Николкой нарекла. Она у меня крепко в бога верует, потому звала завсегда Николкой, батя же Торопыгой кликал, ну а люди добрые — как кому сподручнее. Да я не гордый — на любое прозвище откликнусь.
— А батю твоего как нарекли?
— Он по молодости три лета в полоне у ляхов был, потом утек. С той поры его Паном прозвали. Шутейно, конечно. Ну и меня иной раз так окликали — то Панычевым, а то просто Паниным. Да нету уж давно батьки моего на белом свете, княже.
— А кто есть?
— Мать в селище. Людмилой ее кличут, а в крещении Ульянией. Брательник еще молодший. Его Жданом батька прозвал, а поп Алексием нарек.
— А что же ты вышел, коль боишься, — осведомился князь.
— Так я слегка, — снова простодушно улыбнулся Николка. — Наш воевода сказывал, что чуток страха даже на пользу идет. Оно ведь токмо дурень голимый помереть не боится и животом своим не дорожит. Хороший же вой завсегда должон о двух делах в бою мыслить — как побольше ворогов уложить, ну, или там иное исполнить, что ему велено. А еще и о себе самом забывать не след, памятуя, что битва оная — не последняя, и надо выжить, чтоб и на другую поспеть.
— Ну, понятно, — вздохнул Константин. — Ладно, теперь пошли, Николка Панин, говорить будем, что да как тебе сказать князю Мстиславу.
Инструктировал князь посланца недолго. Парень оказался понятливым, но ершистым, заартачился почти сразу.
— Ты мне, княже, поведай лучше, каков он нравом. Что любит, а чего нет. Так-то оно мне сподручнее будет. А слова я и свои подберу. Чужие — они не от сердца будут, натужные, а тут надобно, чтоб все из души шло.
— Вон ты как заговорил, — протянул задумчиво князь. — А что, может, ты и прав. Ну, тогда слушай…
Рассказывал Константин недолго. Трудно составить мнение о человеке, которого ты и в глаза-то ни разу не видел. Хорошо хоть, историки российские не подвели, подробно о нем живописали. Вспомнил бывший учитель его поведение в некоторых ситуациях, прикинул, чем тот руководствовался, когда принимал то или иное решение, да какие чувства им владеть могли, чтобы он именно так, а не иначе поступил. Исходя из всего этого, князь и попытался вылепить примерный характер Мстислава Удатдого. Сказал, что он честолюбив, что любит, когда все по старине решается, что доверчив. Подумав немного, добавил еще, что он и вспыльчив бывает, хотя и отходчив тоже, то есть не злопамятен.