— Так ты ничего и не заметил, — удивился Константин.
— А на меня морок вовсе силы не имеет, — ухмыльнулся ведьмак.
Они выстояли еще минут десять в душном помещении и вышли, с наслаждением вдыхая утренний воздух, еще не утративший до конца ночной свежести и несущий в себе влажность полноводной реки Прони, так же как и лес, огибающей деревню, только с противоположной стороны.
— Ежели ты мыслишь, что про этого колдуна одни мы с тобой ведаем, то зазря, — буднично проинформировал князя ведьмак. — Его все в деревне знают.
— И терпят? — удивился Константин. — Он же им гадости творит каждый день, а они все сносят?
— Не токмо гадости, — пожал плечами Маньяк. — И не каждый день. А ежели и творит, то лишь тому, кто этого и впрямь заслуживает.
Выдержав паузу, ведьмак предложил:
— Ежели гривны не жаль — можем на свадьбу зайти. Пора ноне неурочная[66], но здешнему тиуну наплевать. Рад радешенек, что нашел дурака и дочку-перестарку с рук сбывает…
— А перестарке этой сколько годков-то? — поинтересовался Константин.
— Да без двух лет три десятка, — усмехнулся ведьмак. — Ну что, пойдем?
— А нас ведь не приглашали? — усомнился князь.
— Тю на тебя. Я же сам тиун в Приозерье. Мы со здешним добре знаемся. Он и за меня ее сосватать пытался, да токмо мне лучше сразу камень на шею да в омут головой.
— Что так?
— А выгоднее, — простодушно пояснил Маньяк. — В воде я ведь недолго промучаюсь. Нахлебался, да и дело с концами. А тут всю жизнь тебя пилить будут. Ну так что, идем? Я ему, правда, не обещался, но коль такое дело…
— Идем, — согласился Константин.
— Ну и ладно. Там и заночуем. Да гляди, ныне ночью снова спать не придется.
— Потерплю, — коротко отозвался князь.
— Тогда допреж тиуна нам еще кое-куда заскочить надобно, — засуетился ведьмак.
— Тоже к знакомым?
— Ну да, к ним, окаянным, — кивнул головой Маньяк, не став пояснять, что это за знакомые.
Они прошли полдеревни, пока не дошли до места. Знакомые ведьмака жили в относительно приличном домике, радующем глаз свежим частоколом забора и задиристым коньком на гребне соломенной крыши.
Стучаться Маньяк не стал — просто толкнул входную дверь, и она сразу открылась, пропуская путников в узкие сенцы и обдавая удушливым ароматом подсыхающих трав, увязанных в ладные пучочки и заботливо развешанных на конопляной веревке на уровне верхнего венца. Потолка сени не имели, как, впрочем, и само жилое помещение, в которое они зашли чуть погодя.
Едва Константин, шедший вторым, перешагнул через низенький порог, как услышал беспрерывные жалобные стоны, раздавшиеся из-под кучи тряпья, хаотично наваленного на лавку в дальнем углу.
Свет, еле пробившийся сквозь мутные слюдяные оконца, позволял только разглядеть, что под этой кучей кто-то шевелился, но кто именно…
Маньяк, встав рядом с лавкой, недовольно морщился, глядя на это копошение.
— И давно ты так валяешься, Васса? — грубоватым тоном осведомился он.
Константин подошел поближе и увидел лежащую под кучей тряпья молодую темноволосую женщину, болезненно охавшую и держащуюся правой рукой за свой бок.
— Дай-ка подивлюсь, что там такое. — Ведьмак убрал ее руку и, осторожно заголив юбку, аж присвистнул, увидев страшный ожог, сплошной широкой полосой идущий почти от колена и заканчивающийся у самой талии.
— И кто ж так тебя?
— Не ведаю я. Подперли баню поленом да подожгли, — плачущим голосом отозвалась женщина.
— А за что? — не унимался Маньяк.
— Тоже не ведаю.
— И молока не выдаивала у коров?
— Чай я еще в своем уме-то.
— А порчу наводила? Напуск[67], относ[68] делала? — продолжал свой суровый допрос ведьмак.
— Ей помочь надо, а ты тут разговоры ведешь, — не выдержав, вмешался Константин.
— Погоди, — буркнул недовольно Маньяк. — Ты со стороны груди не видал, — и поинтересовался у женщины: — На вилы-то ты где ухитрилась напороться?
— Подставили мне их, когда я земляным ходом из бани уходила. Прямо на выходе. Да так ловко, что непременно угодишь. Вот я и…
— До дыхалки дошли, — мрачно заметил ведьмак князю. — Вона как у нее руда на губах пузырями идет. — И мрачно констатировал: — Ничем уже не пособить.
— Хоть бы водицы дал испить в мой смертельный час, — пожаловалась женщина, не переставая все время стонать и охать.
