Наконец голоса стали стихать, явно удаляясь. Теперь в них, помимо злобы, слышалась еще и легкая примесь разочарования. Вскоре все смолкло. Однако Маньяк не торопился. Лишь выждав зачем-то еще пару минут, он легонько потянул князя за руку, давая понять, что можно двигаться вперед.
Всю оставшуюся дорогу вплоть до выхода из леса напарник Константина только мрачно сопел, давая понять, что княжий промах зафиксирован и взбучки не миновать. Едва они вышли на опушку, где их уже встретил тусклым светом бледный рассвет, Маньяк дал волю столь долго сдерживаемым чувствам.
— Княже, — начал он многозначительно, причем даже это стандартное обращение звучало как неприличное ругательство, столько было вложено в него злости и презрения к некоему неумехе. — Это тебе не по Рязани своей шляться, — последнее слово было произнесено с еще большей злостью и сарказмом: — Это Веселый лес. ВЕ-СЕ-ЛЫЙ, — почти по складам многозначительно повторил ведьмак. — Он тишину любит. А ежели погорланить хочется, так сразу бы и перся туда один. Мне-то почто с тобой вместях пропадать. Тебе и нечисти особливо не надо — дикиньких мужичков[63] за глаза хватило бы. Ну и напарничком Всевед одарил! С таким… А ежели бы меня рядом не было — что тогда?
— Тогда и меня в этом лесу не было бы, — резонно возразил Константин. — Тем более ночью.
Крыть было нечем. Маньяк хотел было все-таки сказать еще кое-что, но, глянув на Константина, лишь довольно расхохотался.
— А что, напужался, княже?
— Да было маленько, — улыбнулся смущенно Константин.
— Маленько, — протянул насмешливо Маньяк. — Ежели бы я тебя за руку не держал, то такого бы деру дал куда глаза глядят…
— Это точно, — подтвердил Константин.
— А знаешь, сколько пробежал бы? Сажен десять, не более. От них не уйти. Тут спасенье одно — на месте стоять. Ну-ну, ничего, — ободрил он под конец и вновь нашел повод для похвалы: — А что честно мне тут о страхе поведал — то славно. Это я люблю. Не забоялся, что на смех подыму.
— Да такое и не скроешь, как бы ни хотел, — пожал плечами Константин.
— Это еще нам с тобой свезло непомерно. Одна только мелочь на пути попадалась, — заметил ведьмак. — Вот если бы Одноглазый Медведь навстречу вышел, то тут молчи — не молчи, бесполезно. Одно лишь спасение — на дерево залезть и рассвета дождаться.
— А он следом не полезет? — хмуро уточнил князь.
— Тю на тебя, — удивился Маньяк. — Это ж медведь, а не белка.
— Но он же одноглазый и из Веселого леса.
— Да нет. Все равно не полезет, — уже с меньшей уверенностью в голосе ответил ведьмак и снова оживился. — Жаль, что Хромое дерево показать не удалось. Дрыхло, видать. Ловкое оно — страсть. А коль нам…
— А зачем ты, зная все это, потащил меня сюда, да еще ночью? — перебил его возмущенный Константин.
— Так ты же сам просил, — несколько растерянно заметил Маньяк. — Вот и поглядел, — и ехидно поинтересовался: — Теперь-то ты совсем веришь или как прежде — не больно-то? А то, если хочешь, вернемся и еще раз прогуляемся?
Усмешка на его лице из ехидной переросла в откровенно издевательскую.
— Нет, — быстро выпалил Константин. — Для первого раза за глаза хватит, — и тут же постарался поменять тему разговора, уж очень щекотливой она была: — Кстати, а почему ты про Веселый лес сразу начал говорить? В те же Кривули, насколько я помню, и со стороны Прони можно попасть. Или на реке тоже что-то такое имеется?
— Это ты верно про реку спросил. По ней до самой деревни и впрямь путь чист. Но я в Кривули завсегда токмо через Веселый лес хаживаю. Так уж повелось. С ведьмами моими сила нужна великая, — пояснил Маньяк. — Они знать должны, что по сравненью со мной — ничто и никто, иначе им и вовсе удержу не будет. А Веселый лес всем плох, но силов тем, кто через него идет, особливо ночью, добавляет щедро, не скупится. Сам-то разве не чуешь?
Константин легонько пошевелил плечами, потряс головой и наконец сознался:
— Да нет. Ничего необычного не ощущаю.
— А легкость в теле, бодрость?.. — продолжал допытываться ведьмак.
— Это есть. Но при чем тут лес?
— Да все при том, княже. У тебя за плечами ночь бессонная, а кажется, что ты готов и еще одну не спать, так?
