— Пару? — переспросил Франсуа.
— Два дня, — сердито пояснил Константин.
— Два — да, — неуверенно произнес Франсуа. — А после? Ведь все равно быть так же. Лучше сейчас. — И он вновь обреченно замолчал.
«Ишь ты, чего захотел, — зло засопел Константин. — Тоже мне, мученик отыскался. Вон как на тот свет захотелось — аж глазенки заблестели у паршивца. А вот фиг тебе. Перебьешься со смертью».
— Выход можно найти всегда, — произнес он громко, чтобы слышали все переселенцы. — Только кое-кому очень хочется поскорее надеть на голову мученический венец — и совершенно нет желания вместо этого сесть и как следует подумать. Ну и ладно, — убавил он голос. — Я и один чего-нибудь надумаю.
Правда, хорошая идея пришла ему в голову далеко не сразу, а лишь к исходу второго дня, и помогли ему в этом, как ни удивительно, дары Данило Кобяковича. Точнее, даже не сами дары, а живой довесок к ним.
Словом, попался ему на глаза один из половецких пастухов, который обратился к князю за какой-то своей нуждой. Когда Константин выяснял, что же ему все-таки понадобилось от него, обратил внимание на простенький медный крест, болтавшийся у половца на груди.
Дело в том, что хан, желая как можно лучше угодить своему шурину, отрядил в пастухи только тех, кто принял христианство и прошел обряд крещения. В степи это просто — взял и окрестился, если священник под рукой имеется. А вот дальше… Дальше они вели себя точно так же, как и до обряда. Словом, в христианах эти ребята только числились. Тут-то Константина и осенило.
— Слушай, Франсуа, — тут же решил он поделиться соображениями с миссионером, оказавшимся как раз поблизости. — А ведь я придумал выход, который одинаково подойдет для нас обоих.
Тот вежливо склонил голову, давая понять, что готов выслушать любую ахинею, которой сейчас разродится князь, хотя лично он сам не верит в то, что выход действительно найден, к тому же взаимоприемлемый. Впрочем, он все равно готов покориться любому княжескому приговору, как бы ни был тот несправедлив. Все переселенцы, которые в этот момент оказались рядом, тоже навострили уши.
— Ведь ты не давал обета, что будешь нести свет своей веры именно русичам, верно? — начал Константин с небольшой прелюдии.
— Нет. Нам с Якоби все равно. У всех люди равно нужда в вера, только они не всегда знать это, — твердо ответил Франсуа.
— Вот и чудесно, — заулыбался Константин. — Я тебе сейчас покажу несколько человек, у которых, правда, на груди есть христианский крест, но на самом деле они ничегошеньки не знают. Очень темные люди. Даже вашу любимую молитву «Отче наш» они пересказать по памяти не смогут.
— Она не любимая — она единственная, равно как и истинное евангелие есть только одно — от Иоанна[40], — строго поправил князя миссионер.
— Если ты думаешь, что я сейчас вступлю с тобой в богословский диспут, то заблуждаешься, — заметил Константин. — Всякий может верить так, как его душе угодно. Мне все равно. Так вот, у них даже крест на груди далеко не каждый носит.
— Крест не носить — это правильно[41], — горячо поддержал Франсуа неведомых темных людей. — Оно — казнь. — Он замешкался, подыскивая нужное слово. — Они думать верно, — выжал он наконец из себя.
— Я понял тебя. Орудие казни учителя, по-твоему, носить нельзя и кланяться ему негоже, — кивнул Константин.
— Так они язычники, что ли?! — громко возмутился один из дружинников, тоже оказавшийся поблизости.
— А ты помолчи, — сердито одернул его Константин, но потом, смягчившись, пояснил: — Просто вера у них иная, вот и все.
— Латиняне[42], что ли? — не унимался любознательный дружинник.
— Латинян они терпеть не могут.
— Ну, тогда ладно, — благодушно махнул он рукой и побрел дальше, к дому Леща.
— Главное не в этом, — продолжил Константин излагать свою мысль. — Тут другое важно. Никто из них не видел света вашей веры, которую можете принести им вы с Якоби. И я дозволяю вам проповедовать среди них столько, сколько душе вашей угодно. Начните пока с малого. Здесь их у меня примерно с десяток. Вот ими и займитесь, а заодно языку половецкому подучитесь. Как только освоитесь, почувствуете, что окончательно обратили их в свою веру, так они сами вас к себе в орду отвезут.
