Вячеслав в ответ только зло скрипнул зубами, но сдержал себя.
Вернулись они втроем, как и уходили. Впереди шел Маньяк, чуть сзади — воевода, а последним плелся Минька.
— Как там он? — встретил их вопросом Константин.
— Так же, — ответил ведьмак и заметил: — Ты бы поспешил, княже. Мне его надолго этой ночью оставлять нельзя. И тебе одному туда не уйти.
— Ты куда его торопишь, нечисть болотная?! — не выдержав, сорвался Вячеслав.
Маньяк кинул на воеводу злой взгляд, но тут же пробурчал, низко склонив голову:
— Это не сам ты — печаль в тебе за друга сердешного словеса поганые изрекла, а посему прощаю за них. Тороплю же, потому как этой ночью не удержать мне их обоих, — пояснил он. — Я ведь не всесильный. И мне предел имеется.
— Тогда иди к нему, — медленно поднялся на ноги Константин.
— А… ты как же? — оторопел ведьмак.
— Иди, — твердо повторил князь. — И вы тоже… идите, — обратился он к друзьям. — Там вы нужнее.
— Может, хоть ему дозволишь остаться? — кивнул Маньяк на Вячеслава. — Ежели что, так он хоть… — Он, не договорив, выразительно покосился на меч воеводы.
— Славка все равно не сможет, — быстро перебил князь друга, уже открывшего было рот в праведном негодовании.
Наступило молчание. Ведьмак явно трусил, то и дело вытирая выступавший на лбу пот своей войлочной шапчонкой. Изо всех троих только он мог, хотя и с трудом, представить себе ужасную картину того, что должно было случиться. Остальные просто смотрели на князя: Минька с каким-то детским простодушным восторгом, совершенно ничего не представляя, но считая, что именно так и надо поступать, а Вячеслав… Трудно сказать, что он думал. Лицо его оставалось бесстрастным, и только заходившие на скулах желваки давали понять, что на самом деле воевода далеко не так спокоен, как это может казаться.
Константин же смотрел даже не на них, а куда-то вдаль, поверх их голов, будто разглядывал что-то, видимое лишь ему одному.
— А может, я и впрямь останусь, — нерешительно предложил Вячеслав. — Не затем, конечно, чтобы ну… того, но вдруг я действительно помочь тебе сумею.
— И нас заодно предупредил бы, когда час настанет от тебя разбегаться, — жалобным тоном добавил ведьмак, в очередной раз вытирая шапчонкой обильный пот на лысине.
— Не надо. Ты свой бой уже выиграл, Слава. И не один, — спокойно ответил Константин. — Теперь мой черед. А разбегаться никому не придется, — обратился он к Маньяку. — Если я и не одолею, то ему все равно не победить. Всего себя сожгу без остатка, но ему не достанусь.
— Вспомни, что Васса сказывала, — возразил было ведьмак. — Вспомни и помысли — не потому ли она тебе про другую дорожку поведала, что от ентих глупостей остеречь хотела?
— Может, и так, — согласился Константин. — А может, и не совсем. Я сейчас, пока ребятам рассказывал, про другие ее слова вспомнил. О рассвете, который за сумерками приходит.
— Или ночь, — заметил Маньяк.
— Или ночь, — эхом откликнулся князь. — Но это мы еще поглядим, — зло пообещал он кому-то невидимому. — К тому же лучше пусть ночь, чем жить в вечных сумерках. Знаешь, как один великий царь развязал сложный узел? Рубанул его мечом, и вся недолга.
— То узел, а то Хлад, — не унимался ведьмак. — Попробовал бы он тут рубануть, а я бы на него посмотрел. И супротив кого ты меч собираешься обнажать?
— А я голыми руками.
И в этот самый миг из глухой темноты донесся стон Николки. Прозвучал он так отчетливо, будто спецназовец находился совсем рядом.
— Подтверждает, — заметил Константин. — Ну, все. Идите.
— А попрощаться, — заикнулся было ведьмак, но тут же получил увесистый тычок в бок от стоящего рядом воеводы.
— Русские князья так просто не помирают, — почти ласково пояснил Вячеслав и, приняв командование на себя, распорядился: — Всем кру-у-у-гом! К раненому шаго-ом марш!
И столько властной уверенности прозвучало в этом голосе, что оба его спутника послушно развернулись и направились к Николке. Вячеслав, уходивший последним, обернулся, внимательно посмотрел на друга и удовлетворенно кивнул:
— Удачи тебе. Хотя сдается мне, что б ни случилось, а свое сражение ты уже выиграл… Рюрикович.
