— Во! Теперь ты дело говоришь, — ободрил его Вячеслав и, повернувшись к старику, поправился: — Давай-ка ты удвой нам, дедушка. Седлай сразу четыре — две под седло и две заводных. Так, нам бы еще мешочек с едой прихватить не помешает, — завертел он головой, выискивая, кого бы послать на поварню.
— Я их уже приторочил к лошадкам, — негромко произнес дед Мирко, подавая Вячеславу сразу два конских повода и с сомнением переспросил, глядя на неуклюжие потуги Миньки вскарабкаться на лошадь: — И отрока сего с собой решил прихватить? Не боязно, что он в пути обузой для тебя станет?
— Это еще посмотреть надо — кто для кого обуза будет, — ворчливо отозвался Минька, с грехом пополам усаживаясь на коняку.
— Слыхал? — грустно улыбнулся Вячеслав. — А ты говоришь, — протянул почти весело. — Ты, дедушка, не смотри, что он летами мал. Ему палец в рот положить — считай, все одно что без руки, — оттяпает. Язык — как меч вострый. Ты лучше скажи, в какую сторону нам хоть путь держать?
— До леса доберетесь, а там мне и самому неведомо, — пожал плечами старичок. — Оно, вишь, может и спереди быть, и справа, и слева.
— То есть как? — удивился воевода.
— А так, — вновь передернул сухонькими плечиками дед Мирко и улыбнулся лукаво. — У коняки своей вопрошай — она поболе моего ведает, потому как животина умная. А человек что… — Он пренебрежительно махнул рукой.
— Ну и ладно, — покладисто согласился Вячеслав. — Не хочешь рассказывать — не надо. Эка беда — сами сыщем.
— Ну, ну, — задумчиво произнес дедок, глядя вслед двум всадникам, неспешно порысившим к городским воротам Ростиславля. — А тока без меня вам болото енто ни в жисть не сыскать, — произнес он загадочно и добавил: — Ладно уж, поворожу… в остатний раз.
Всадники между тем миновали ворота, столь же неспешно переправились через Левую Губу и подались к лесу.
— Ты извини, что я так нюни распустил, — шмыгнул смущенно носом Минька. — Как девчонка, аж самому противно.
— Точно, как девчонка, — подтвердил с прежней ироничной ухмылкой воевода. — Я тебя теперь Эдисонша звать буду, — но тут же поперхнулся, закашлялся и уже серьезно добавил: — Это ты меня извини. Знаешь, бывают в жизни такие минуты, когда… — Он вздохнул и, отчаянно махнув рукой, добавил, заговорщически улыбаясь: — Я ведь и сам вчера еще чуть ли не в голос ревел.
— Ты?! Ревел?! — ахнул Минька чуточку разочарованно, но в то же время восторженно оттого, что Славка доверил ему такую страшную постыдную тайну и не побоялся.
— Точно-точно, — подтвердил воевода. — И ревел, и выл, и по постели катался, и вон, гляди, все костяшки в кровь ободрал, когда по стенам долбил.
— Ого! — только и смог произнести Минька. На большее слов у него явно не хватило.
— А утром сегодня встал и сам сказал себе: «Все, парень! Либо ты тряпка, либо друг! Выбирай сам!»
— И что ты выбрал? — не понял Минька.
— Едем же, — пожал плечами Славка.
— А-а-а, ну да. А куда мы едем? — снова спросил изобретатель.
— До леса прямо, а там… Слыхал, что дедок сказал? Животина знает. Так что пускай она нас сама и везет. Может, они и впрямь чуют, чего мы от них хотим.
— Кони они — не собаки ведь, — усомнился Минька, но перечить не стал.
Едва же въехали в лес, как изобретатель, опасливо покосившись по сторонам, осторожно заметил:
— А нас тут не… ням-ням? Вон мужик, что плащ принес, целый мешок костей с собой приволок. И все человеческие.
— Мы сами с тобой кого хочешь отоварим, — с веселой угрозой в голосе пообещал Славка, добавив зловеще: — А этого мужика с костями я самого первого ням-ням. Тоже мне, нашел чего детям показывать, — и добавил быстро: — Слово «дети» к тебе не относится. Ты у нас Михаил Юрьич и Эдисон Кулибиныч. И точка! — а потом поправился, подумав: — Ну, и еще Минька, ежели, конечно, в теплой интимной компании… гм… вроде моей.
— Понятное дело, — откликнулся солидным баском изобретатель и осведомился: — А ты кто? Ну, если тоже в интимной компании вроде моей.
— Тогда друг Славка, а еще можешь звать Соловьем. Меня так батя называл в детстве, да и в юности тоже. Так что пользуйся — разрешаю. Эй, эй, ты куда?! — завопил он, натягивая поводья, потому что жеребец под ним неожиданно резко свернул с утоптанной широкой тропы и подался напрямик в лес.