Но ловить можно только после того, как курилка успокоится. А пока он дует – лучше сюда не соваться, опасно. Волны случаются до пяти метров высотой. Как ударит такая волна, куда потом утащит – бог весть, лучше не пробовать.
Именно здесь вышли «туристы» из машины. Аркашка предупредил, что курилку можно ждать с минуты на минуту и ни в коем случае нельзя спускаться на побережье, подходить к морю. Но они слушали невнимательно – сами умные, всё знают, ничего не боятся.
А ветер пришёл. Именно такой, при котором бывает настоящее речное цунами: неожиданный, сильный, два часа бушевал, набезобразничал здорово, мало никому не показалось… Аркашка уже выехал из райцентра назад в Семёновку, когда вдруг ударил курилка. Дождь хлынул стеной, дороги стало не видно, и ГАЗ-66 переждал непогоду в небольшом распадке между сопок, под елями. Когда дождь утих, машина двинулась дальше, медленно забираясь на скользкие горки, ещё медленнее спускаясь в овраги, то и дело ныряя в глубоченные колеи. На высоком видном склоне, не доезжая Нижней Тяги, водитель встал, посигналил, закурил и стал ждать «туристов».
Через десять минут со стороны берега, из низины, вылез один из них – пухлый белобрысый Миша, мокрый и грязный. Руки у него тряслись, он заикался и колотил по ноге трубкой рации, пытаясь вернуть её к жизни. Второго, Николая, с ним не было.
– Что, полезли к морю, мудачьё? – ласково поприветствовал Михаила водитель, распахнув дверь кабины с правой стороны.
– Смыло его, смыло, – бормотал Миша и тряс что есть силы сырую рацию.
– Куда, мать твою, смыло? В море?
– Хрен его знает куда, разве тут разглядишь. Поехали скорей за военными, искать его надо.
– Вот сучонок, а! – Аркашка сплюнул и длинно выругался. – Сто раз сказали – не спускаться вниз! А мы городские, умные! Мы всех соплёй перешибём!
– Поехали скорей, ради бога, сами Николая мы не найдём, – бормотал Михаил.
– Поехали, едри тебя в душу… Вот тебе и Коля-Коля-Николай, сиди дома, не гуляй. Ну, туристы, мать вашу…
Береговая охрана объявила тревогу. Пограничный катер сошёл с обычного маршрута и стал прочёсывать прибрежную полосу. Завели вертолёт, двое местных рыбаков вылетели вместе с отрядом спасателей к Нижней Тяге. Михаил в поисках не участвовал: он закрылся в каморке радиста, и сквозь хлипкую филёнчатую дверь слышны были его причитания и обрывки фраз: «Я не отходил, Ярослав Васильевич… Да, знаю, что голову снимете… Клянусь вам… Он просто пропал… Нет, я ничего не пил, можете экспертизу сделать…»
Через час, жалкий, помятый, с красными глазами, Михаил вышел из комнаты радиста и принялся разбирать вещи Куйбышева. Разбросал одежду, вытащил из рюкзачных глубин нетбук, сунул его за пазуху. Вышел из домика, двинулся к берегу. За первыми же крупными камнями, скрывшими его от биноклей пограничников, остановился, огляделся и швырнул компьютер в океан. Высморкался, вытер лицо, оглянулся: никого... Закурил. И не спеша двинулся назад.
Глава 3. НА ПЕРРОНЕ
Москва, ул. Володарского, д. 43
24-25 мая 2011 г.
– Алло?
– Куйбышева Надежда Игоревна?
– Да.
– Простите, у меня для вас плохие новости. Куйбышев Николай – ваш муж?
– Николай? Он в командировке сейчас. А кто это говорит?
– Нечаев, командир отдельного поста береговой охраны, Камчатский край.
– Вы с Камчатки звоните? Что-нибудь случилось?
– Произошёл несчастный случай. Вы слышите меня? Алло?
– Да. Что, что?
– Ваш муж… Куйбышев Николай… Его смыло в море. Был шторм.
– Как в море? Когда?
– Вчера. Ведутся поиски.
– Какие ещё поиски? Где, откуда его смыло? Какое море?
– Он находился на берегу моря во время сильного шторма. И был смыт. Унесло… Ведутся поиски.
– Нет, вы не понимаете! Вы не знаете ничего! Он не мог, никак… Вы говорите – смыло? В океан?
– Да.
– Вы не знаете, он не мог утонуть!
– Надежда Игоревна, успокойтесь. Постарайтесь взять себя в руки. Мы сообщим вам, если…
+
…Сначала была оглушающая пустота. Казалось, что исчезло всё вокруг, нет больше ни суетливой Москвы, ни хмурого неба, ни квартиры в новом доме, на шестнадцатом, две комнаты, улучшенной планировки, спасибо Алексею Филипповичу, помог купить… Да и Алексея Филипповича нет, хотя он звонит из Женевы, звонит и звонит, обрывает телефон. И мама звонит, и младшая сестра, и подруги одна за другой. Мобильник взвизгивает, принимая эсэмэски. Домашний телефон раскалился, и в дверь уже стучат, жмут звонок, надо открывать, они уже ломают дверь, они её вышибут, ну и пусть, всё равно. Нечего им всем сказать, никто не знает, никто не поймёт, будут сейчас жалеть, будут обнимать и плакать, а зачем жалеть?..
