Его голова лопнула от пули серьёзного калибра. Содержимое черепа разлетелось по сторонам.
– С ними ещё один. Притворился мёртвым.
Меня вздернули верху.
– А тут у нас кто, мать твою?!
Я молчал, зажмурив глаза: кажется, те не выдержали света фонарика на камере.
– Первый, – обращались к командиру, – за периметром передвижения. Акустика фиксирует лёгкие вертолёты.
«Первый» выдохнул мне в ухо:
– Не отвечай. Вы все одинаковы.
Я скосил глаза: рискнул посмотреть ему в лицо. В разрезе маски, из-под поднятого кверху прибора ночного видения, мелькнули светлые глаза европейца… показавшиеся знакомыми. Вот только я не успел понять, где их видел.
Он пнул меня между лопаток, схватил за шкирку, как щенка. Дуло пистолета воткнулось в висок.
– Снимаешь?
– Да. Осталось два канала.
К горлу подступал животный крик, но его пока удавалось сдерживать. Умирать ТАК не хотелось. Две жертвы, убитые до меня, держались, в целом, неплохо.
Перед глазами мелькнула картинка – три трупа с разбитыми черепами, из которых торчат биомикросхемы. Почему-то именно они выделялись из тёмного образа лучше всего. И – да – неподалёку тело бывшего начальника охраны, в более приличном состоянии.
– Подожди, – произнёс оператор. – Мы восстановили часть каналов.
– Десятый знает своё дело, – дуло перестало давить на висок. – Поживёшь немного.
– Решил разбавить тупую казнь небольшим количеством пафоса? – зачем-то брякнул я. – Тоже романтик, да?
Меня вырубили разрядом электрошокера…
Когда я очнулся, чернеющий объектив, оптический провал в бездну информационных сетей, жадно смотрел на меня. Он словно питался тем, что меня покидало – жизнью. Пространство качалось из стороны в сторону. Хотя нет, моталась голова. Неопознанный боевик, что размахивал пистолетом у моего виска, нёс чушь. Он был безумцем. Впрочем, как и все мы – и кто за Систему, и кто думает, что против неё.
– … в системе нет ничего человеческого, – говорил на камеру боевик, вряд ли зная то, что почти повторяет слова «головастика», которого застрелил. – Это глобальная машина. У неё есть свои ценности, среди которых нам нет места. Человеческий капитал не более чем сурр…
Его странную речь прервал сдавленный крик:
– Они отрубили всё! Штурм!
Время словно остановилось. Или превратилось в медленный скрежет ударно-спускового механизма пистолета, что упирался прямо в ухо. Затем перед глазами сверкнуло.
По правой скуле будто ударили кувалдой. Я освободился, оседая назад и вниз. Подо мной выгибалось дугой чьё-то тело. И тут я понял. Это осколок или пуля. И если я жив, то прошло по касательной.
Я попытался обернуться и встать. Опёрся рукой о пол, но та попала во что-то липкое и противно тёплое, хлюпающее и подрагивающее. Нос уловил раздражающий запах.
– Газовая граната! – закричал показавшийся рядом террорист и принялся палить в сторону окон. Его примеру последовали ещё несколько стрелков.
– Я нашёл её!
– Бросай обратно!
– Командир! Командир!
– Ему в шею попали! Я видел!
– Где его рация?! Они блокировали цифру! Где рация?!
Встав на четвереньки, я отползал к выходу. А заодно ощупывал горящую болью и залитую кровью половину лица. В области скулы обнаружился длинный разрыв кожи, след от чиркнувшего осколка или пули. Повезло так повезло. «Кость» не пробита, и шея от удара не сломана.
Весь зал громыхал. Пули штурмующих впивались в стену надо мной, стекло сыпалось на пол. Террористы палили через окна.
– Что с группой прикрытия?! – донеслось из темнеющего угла.
Когда я добрался до двери, то почти упёрся в чьи-то ноги. Но боевик не заметил меня в дыму или принял за мертвеца. Он стрелял из автомата. Мне за шиворот попали две горячие гильзы. Боль – адская. Я только решился схватить его за ноги, чтобы завладеть оружием, как он сорвался с места. И ладно – освободился путь вглубь здания.
Натренированный слух уловил характерный свист за спиной, и я успел сгруппироваться на полу. Позади раздался шипящий взрыв зажигательного снаряда – спецназовцы саданули специальным боеприпасом через окно.
Я оглянулся. Пылающие фосфорные осколки усеяли дальнюю часть зала, осветив страшное зрелище. Пол усеян телами. Горящие заживо боевики метались среди собственных жертв, сгорая заживо. Они превратились в обезумевшие живые факелы. Клубы фосфорной пыли и пара ползли через зал на меня.
