Поднялись по лестнице на третий этаж. Зашли в кабинет.
– Они даже производят экипировку для собственных охранников, – ухмыльнулся менеджер.
Мы сели за стол.
– Вы сказали о расширении производства.
– Понадобится больше «рабочих».
– И более длительные сроки заключения.
– Простите, что?
– Это измеряется в человеко-часах, – зачем-то сказал я, не особо подумав. – Цена и люди через дефис. Сколько вы платите, чтобы к вам сажали людей?
Менеджер прищурился, а потом постарался состроить непонимающее выражение лица:
– Вы задаёте странные вопросы. Я готов поверить, что ослышался.
– И всё-таки сколько? Эта информация не выйдет отсюда.
– Зачем вам…
– Спортивный интерес.
– Мы платим судам зарплату. Система платит. Мы одно и то же. Вы тоже её часть.
– Ну да. Успел забыть.
– Так наш разговор о деле состоялся? Вы уходите?
– Нет.
– Я жду, – он развёл руками. – Нет, слушайте, скоро фуршет. Не будем тратить время. Здание конгресс-холла производит впечатление. Развеетесь немного.
– Успеем. Мне нужна информация по той леди, что удалось сбежать.
– Соглашусь, случай уникальный. Загадочный. Но… вы не поверите. Мы даже не знаем, кто она.
Я действительно не поверил:
– Как не знаете? Вы, что, просто хватаете на улице случайных прохожих? Ковыряетесь в их мозгах и потом не хотите знать, кем они были?
– А зачем? Последние поправки в законодательство позволяют продлять сроки программ…
Кажется, он не договорил, однако всё было ясно. Лоббистские фирмы добились того, что внутренние правила частных тюрем стал формой закона. Девчонку бы никогда не выпустили отсюда, ведь она «трудилась» здесь ещё до открытия лагеря. То есть официально её не должно было существовать, подобные случаи пока вне закона. Получается, девчонка не имела права на будущее, а значит, и на прошлое. Живая и свободная, она могла бросить тень на будущее Освенцима. Им плевать на людей. Люди просто материал. Человеческий капитал.
Тогда где и как искать беглянку? Я всё ещё ничего не знал о ней.
– Те, кто помог бежать, наверняка оставили следы. Не могли не оставить.
Менеджер смотрел на меня честным сочувствующими глазами. Молчал.
– Воздух патрулируют дирижабли, – продолжал гадать я.
– В тот день небо затянули тучи. Как специально. Массивные такие, – он поднялся с кресла. – Но ваша настойчивость похвальна. Можем съездить к конгресс-холлу. Поговорите с бывшим начальником охраны того блока.
– Его понизили в звании?
– Не расстреливать же его. Мы не звери. И вообще скоро банкет.
Он позвонил по аналоговому телефону в гараж. Машина быстро примчалась. Мы спустились и сели в автомобиль – весьма приличный, бизнес-класса. Поехали.
– Зачем она вам? – спросил менеджер.
– Заказчик никогда не говорит о своих целях.
– Я спросил не о заказчике. Зачем она ВАМ?
– Она… просто цель.
– Мне показалось, здесь что-то ещё.
– Вы ошиблись.
Менеджер хмыкнул, и больше мы не разговаривали.
Я смотрел сквозь картинку, что мелькала в боковом стекле. Сквозь бараки и спутниковые тарелки, колючую проволоку и приветливый персонал Освенцима. В ничто. Я не заметил того, как подъехали к конгресс-холлу. Охватить взглядом огромное здание оказалось трудно, мешал туман.
Зашли внутрь по широченной мраморной лестнице.
– Пафосно так, – оценил я, и менеджер пожал плечами.
Главный холл центрального офиса Аушвица был отделан фальшивым золотом, нитридом титана. В глубине, в скоплении гостей, красовался большой фонтан. Вода подсвечивалась и имела серебристый цвет. Из невидимых динамиков доносилась лёгкая ненавязчивая музыка.
Мы свернули в соседний зал поменьше. Пафоса вокруг не убавилось. Пол оказался выполнен в виде развёрнутого земного шара. Под ногами плескались голубые океаны. Я ступил пару раз на внутреннее европейское море. В картинке даже менялось время суток. Когда по земному шару пробегала тень, континенты преображались золотистым светом ночных мегаполисов.
Я отыскал на полу изображение Берлина-3. И только успел подумать о том, в каком месте карты находился бы, если б спал сейчас в той или иной берлинской гостинице… как на город ступил чей-то ботинок.
Рядом, у стены, демонстрировалась работа модернизированных лазерных сеток. Не знаю, что там было изменено, но кромсали они так же. Разве что цвет режущих линий стал вполне гламурным: он мог меняться от фиолетового до лилового.