Лондон, конец 2010-х годов
В канун Нового года они решили устроить скромный обед, ничего особенного, хотя обед, приготовленный Мерьем, по определению не мог быть простым. Твердо вознамерившись подсластить окончание этого нелегкого года и поднять настроение приятным теплом в желудке, Мерьем использовала все ингредиенты, которые смогла обнаружить в шкафах, чтобы устроить самый настоящий пир. Когда часы пробили полночь и за окном стали запускать фейерверки, Ада, так и быть, позволила взрослым себя обнять, остро чувствуя, как ее обволакивает их любовь – мягкая, но прочная, словно ткань, сотканная из волокон здоровых растений.
На следующий день Мерьем начала паковать вещи, однако после всех сделанных в восточной части Лондона покупок ей с большим трудом удалось застегнуть молнию на чемоданах с Мэрилин Монро. Весь день Мерьем провела с Адой на кухне, желая обучить племянницу хотя бы основам кулинарии и дать парочку «женских советов».
– Послушай, Адасим, тебе нужна женская ролевая модель. Быть может, я в твоих глазах и не тяну на роль модели, но я как-никак уже много лет остаюсь женщиной. Можешь звонить мне в любое время. Я тоже буду тебе позванивать, если не возражаешь.
– Конечно.
– Мы сможем поболтать о чем угодно. Возможно, у меня нет ответов на все вопросы. Как у нас говорят, если бы лысый знал средство от выпадения волос, то непременно намазал бы им голову. Но я всегда готова тебе помочь. И уже не буду так далеко, как раньше. Обещаю.
Окинув тетю долгим задумчивым взглядом, Ада спросила:
– А как насчет интервью? Может, дадите его до отъезда?
– Домашнее задание? Ой, совсем забыла! Давай сделаем это прямо сейчас. – Мерьем расплела косу и снова ее заплела. – Но сперва попьем чайку. Хорошо? Чтобы лучше соображать.
Когда самовар закипел, наполнив кухню паром, Мерьем, достав два стакана, наполнила их до половины чаем, затем долила один стакан горячей водой, а другой, слегка нахмурившись, – молоком.
– Спасибо. – Ада никогда не была большой любительницей чая. – Ну как, готовы?
– Готова, – ответила Мерьем.
Ада нажала кнопку записи на телефоне и открыла лежавшую на коленях тетрадь.
– Хорошо. Расскажите о вашем детстве. У вашей семьи был сад? И в каком доме вы жили?
– Да, у нас был сад. – Лицо Мерьем просветлело. – Там цвели мимоза и магнолии. Я выращивала томаты в горшках… Во дворе у нас росла шелковица. Мой папа всего добился сам. Он был известным шеф-поваром, хотя дома редко готовил. Ведь это чисто женская работа. Баба́ сам-то был не слишком образован, однако всегда хотел, чтобы дочери получили хорошее образование. Мы с Дефне ходили в лучшие школы. Получили английское образование. Считали себя европейцами. Но европейцы, как оказалось, с этим не согласились.
– У вас было счастливое детство?
– Мое детство можно разделить на две половины. Первая половина была счастливой.
– А вторая? – уточнила Ада.
– Все менялось. Перемены буквально носились в воздухе. У нас говорили, что греки и турки – как плоть и ноготь. Нельзя отделить ноготь от плоти. Похоже, они ошибались. Это оказалось совсем легко. Война – ужасная штука. Любая война. Но возможно, нет ничего хуже гражданских войн, когда добрые соседи становятся злейшими врагами.
Ада внимательно слушала рассказ тети о жизни на Кипре: о том, как летом в жаркие ночи они с Дефне, расстелив матрасы на веранде, спали на открытом воздухе под тонкой белой сеткой от комаров и считали звезды над головой; как радовались, когда соседка-гречанка угощала их цукатами из айвы, хотя больше всего любили василопиту, новогодний греческий пирог с монеткой внутри; как их мама, искренне считавшая, что нельзя возвращать пустую тарелку, наполняла ее фисташковым пудингом в розовом сиропе; как вдоль разделительной линии появились мешки с песком, а на улицах, где они когда-то играли, – блокпосты; как дети на улице болтали с ирландскими, канадскими, шведскими, датскими солдатами, считая присутствие миротворческих сил неизбежной частью повседневной жизни…
