– Да я б где-нибудь в хирургии и не смогла, – признавалась она. – Я спасать не умею. Зато ухаживать – очень люблю.
На следующий день она принесла мне маленькую подушечку и объяснила:
– Вчера, когда вы спали, шумно было, и вы большой накрывались. А под ней ведь жарко.
Подушечка – не больничная: мягкая, наволочка наглажена, с рукотворным цветочком.
– Сама вышивала?
– Да, – простодушно отозвалась Кася. – На дежурствах-то время есть.
Цветочком своим идиотским и разбила мне сердце.
Лет до двадцати я честно пыталась лепить отношения с мужиками. Ходила на свидания, целовалась, занималась любовью, даже иногда испытывала подобие удовольствия.
А после четвертого курса поехала на английские курсы в Брайтон. Однажды вечером, когда сидела на пляже и ела в гордом одиночестве мидии, мимо проходила девушка. Взглянула мимолетно, приостановилась и молча погладила меня по спине. Никакой там особой нежности – просто провела ладонью от шеи до лопаток. Но меня сразу будто током прошибло. А она спокойно спросила:
– Пойдем?
Я вскочила немедленно.
Мы пришли в отель. Помню, как у стойки регистрации я прятала глаза, а администратор ободрительно улыбался. Помню синее покрывало, как новая знакомая уронила меня на него и рванула на моей груди блузку. А еще навсегда врезалась в память копеечная картинка с Брайтонским пирсом, что висела над постелью. Я смотрела как раз на нее, когда получила первый в своей жизни настоящий оргазм.
С Клэр мы больше не расставались. Я бросила свою общагу и переехала к ней. Мы ходили босиком по пляжу, пили пиво, целовались.
Разговоры обывателей про активных и пассивных – это ерунда и неправда. У нас никакого разделения не было – на «мужчину» и «женщину», на главного и не главного. Мы с Клэр просто любили друг друга. Но разговоров про семью или даже просто совместную жизнь не вели – перспектив никаких. Хотя Клэр жила в куда более свободной стране, родители ее были консервативны и одобрили бы только традиционный брак. Она печально говорила: «Давай наслаждаться, пока есть возможность. Все равно потом в клетку запрут».
По счастью, я наследства от родителей не ждала, поэтому для себя решила: меня выйти замуж за мужика никто не заставит.
Каникулы кончились, я вернулась в Москву. Решительно оборвала отношения со своим тогдашним молодым человеком и поняла, что теперь у меня большая проблема. Россия – это вам не Брайтон. И, раз выбор сделан, мне предстояло или таиться, или стать изгоем.
Хотя психотерапевт не считал меня классической лесбиянкой. Он провел много тестов и уверял: я – бисексуалка. Да, отношения с женщинами более приятны, но влюбиться я могу и в мужчину.
Я жила в России и понимала: с самцом будет проще. Но такого, чтобы голову потерять, мне не попалось. Зато встретилась худенькая, нежная, с преданным взглядом медсестра.
Ее родители-алкоголики не ведали о роли Кассандры в греческой истории. Просто шли в ЗАГС подвыпившие, веселые – по дороге и пришло в голову необычное имечко. На античную пророчицу голубоглазая, с незамутненным взором Кассандра Михайловна и внешне никак не тянула. Впрочем, все вокруг звали ее по-простецки, Касей.
Сейчас, когда все зашло настолько далеко, я гадаю: что, если бы Кася в тот самый первый раз меня просто послала? Или даже не послала, а смутилась бы, начала сторониться?
Здесь, в нашей дикой России, я, конечно, не смела и не пыталась приставать к ней. Но однажды вечером, когда медсестра присела ко мне на постель со шприцем в руках, я провела ладонью по ее спине, как когда-то сделала Клэр. А медсестра – словно дикая кошечка – вдруг выгнулась дугой и сама склонилась ко мне с поцелуем.
Моя первая женщина Клэр была типичной англичанкой: веснушки, молочная кожа, лишний вес. Американские подруги, с которыми я крутила романы в аспирантуре, выглядели еще хуже. Кася в сравнении с ними всеми казалась пришелицей из нереального, волшебного мира. Мне хотелось рисовать ее, слагать ей стихи. Я готова была бесконечно любоваться изгибом ее талии, аккуратной попочкой, ладненькой, крепкой грудью.
И если с западными любовницами мы часто горячо спорили – о политике, книгах, сериалах, экологии, философии, – то в Касин щебет я часто даже не вслушивалась. Мне достаточно было растворяться в ее журчащем тоненьком голоске.
