– Не пущу, – пробормотала Кася.
Она метнулась к входной двери, удостоверилась: заперто на засов.
Кофе зашипел, полез прочь из турки. Снять не успела – разлился. Что нужно проклятой бабке? Из машины никто не выходил. Может, свекровь уже во дворе – ключи у нее вроде есть – шарит вне зоны видимости, что-то вынюхивает?
Кася забыла про кофе. Накинула куртку, приоткрыла дверь, выглянула – никого. Прошла к калитке, разглядела сквозь щель машину – внутри пусто. Вообще непонятно.
Она вернулась домой, заперлась на засов, снова посмотрела в окно и увидела – свекровь, вполне себе бодрой походкой, дефилирует по улице со стороны соседского дома справа. Зачем она сюда приезжала? И почему лицо довольное, взгляд почти торжествующий? С кем она общалась? Что выведала?
Машина Ольги Петровны в молодежном, резком стиле сорвалась с места. Вдова дрожащей рукой налила себе кофе – получилось только полчашки. Но даже отхлебнуть не успела – на улице снова послышался шум мотора. «Джели». О боже! Кажется, это авто уже стояло в ее дворе – среди тех, что понаехали после того, как Кася сообщила о смерти мужа.
Машина остановилась там же, где парковалась свекровь. Водительская дверца распахнулась – мужчина. Лицо знакомое, и аромат его Кася вспомнила. Так всегда пахнут не слишком успешные самцы – потная рубашка, фастфуд, дешевая туалетная вода.
Вдова не стала ждать, пока зазвонит домофон – сразу отперла калитку. Спешно пригладила волосы, расстегнула пуговку на домашней кофточке, взглянула в зеркало: лицо осунулось, веки набрякли, зато глаза стали еще больше. Сама себе даже понравилась.
Но незваный гость (имени его Кася не вспомнила) посмотрел без искры сочувствия:
– Вы чего-то боитесь, Кассандра Михайловна?
Она честно призналась:
– Спать вообще не могу. В доме шорохи. Постоянно кажется: шаги вроде Сашины.
– Может быть, это совесть? – Мужчина взглянул испытующе.
Кася, как могла, твердо, отозвалась:
– Не надо меня подлавливать. Я уже говорила. Саша – мой любимый муж, лучший в мире мужчина. И я бы никогда…
Оперативник перебил:
– Я знаю. Вы сами – никогда. Алиби себе отличное обеспечили. Но в Москве оставался Денис Ивашов.
– И что? – Ее щеки сразу полыхнули.
– В прошлый раз вы не упоминали, что у вас есть любовник. Почему?
– Я… я не собиралась скрывать, но вы не спрашивали. А мне стыдно было признаваться.
– Вы также с пеной у рта уверяли: врагов у супруга нет. Никто не мог желать ему зла. – Он возвысил голос: – В каких – на самом деле – отношениях находились ваш покойный муж и Денис?
– В нормальных.
– Да неужели?
– Саша… он ревновал, конечно. Но в разумных пределах.
– Однажды – при свидетелях – вашего мужа убить поклялся, – подхватил полицейский.
Она запальчиво произнесла:
– Будто сами не знаете: тот, кто грозит, никогда ничего не сделает.
И перешла в контрнаступление:
– Почему мы вообще говорим об убийстве? Я Сашина законная жена, но до сих пор не знаю, отчего он погиб! Вы установили, наконец, причину смерти? С какой стати ему было тонуть?!
– Предварительное заключение: несчастный случай.
Он внимательно следил за ее реакцией, и когда Кася судорожно сглотнула, с удовольствием добавил:
– Но у следствия остались вопросы. Поэтому до результатов химико-токсикологического исследования разрешения на похороны не будет.
Ладони вспотели. Девушка пробормотала:
– И как долго это будет тянуться?
– Обычно две недели.
– О боже!
Оперативник смилостивился:
– Но так как погиб известный человек, постараются побыстрее.
– Я просто не могу представить, что он в морге… один… – всхлипнула она.
– Вы сами хотите узнать истинную причину смерти.
– Да… конечно… правильно. Я тоже не верю, что Саша мог просто утонуть.
– Кстати. Ваш любовник Денис, – плотоядно улыбнулся оперативник, – знал, что вы в день смерти мужа уехали в Санкт-Петербург?
Притворяться смысла не было.
– Знал. Об этом многие знали. Я вам еще давно сказала, что на фейсбуке об этом написала.
– У Дениса есть ключи от вашего дома?
– Конечно, нет!
– А вы свой комплект не теряли? Никому не отдавали – с целью копирования или просто так?
Журналисту Полуянову признаваться было легко, а у этого глаза холодные, змеиные. Но речь о собственной жизни идет, поэтому молчать нельзя.
