Он бросил быстрый взгляд на Магнифико, сидевшего в самом углу дивана и быстро настраивавшего инструмент. Клоун, казалось, никого и ничего не видел и не слышал.
Мис повысил голос, так чтобы его было слышно, и начал говорить, обращаясь к Бейте:
— Вы когда-нибудь слышали о Визи-Сонаре?
— Только один раз, — так же громко ответила ему Бейта. — На концерте редких инструментов. Мне не понравилось.
— Наверное, исполнитель был неважный. Игра на нем требует не столько физической координации движений — на многоклавишном пианино, например, их больше — сколько определенного полета свободной мысли.
Шепотом он добавил:
— Так что этот живой скелет может оказаться лучше самых наших оптимистических ожиданий. Очень часто хорошие исполнители — идиоты в повседневной жизни. Это одна из тех странных особенностей, которые делают жизнь интересной.
И вновь он повысил голос, неуклюже пытаясь поддержать светскую беседу.
— Вы знаете, в чем тут дело? Я специально просмотрел инструкцию, но понял только одно: излучения стимулируют зрительный центр мозга напрямую, не затрагивая оптического нерва. Фактически это возбуждение того самого шестого чувства, которое не предусмотрено природой. Если задуматься, то это просто удивительно. Наш слух — вещь обыденная. Тут все понятно. Ушная раковина, среднее ухо, барабанная перепонка и все такое. Но… Шшш… он готов. Выключите свет. Лучше слушать в темноте.
В темноте Магнифико выглядел темным пятнышком, а Эблинг Мис — огромной, тяжело дышащей массой. Бейта поймала себя на том, что старается пристально всматриваться в клоуна и его игру, но вначале ничего не увидела. Но вот в воздухе почувствовалось небольшое дрожание. Оно нарастало сильнее и сильнее, пока не раскололось с треском, как бы разрывая завесу, снимая покров с обыденного. Небольшой шарик пульсирующего света ритмически разбухал и опадал, а потом взорвался в воздухе и бесформенными лентами устремился ввысь, затем вновь падал извивающимися потоками, превращавшимися в маленькие сферы, каждая своего цвета, неповторимого, яркого, и тут-то Бейта начала видеть. Она обратила внимание на то, что с закрытыми глазами цвета видны лучше, что каждому небольшому движению света соответствует свой звук, что она не в состоянии правильно определить цвет, что шарики вовсе не шарики, а маленькие фигурки, танцевавшие и переливавшиеся, и их не счесть, они неожиданно исчезали и появлялись неизвестно откуда, то вдруг уничтожали один другого и превращались в новые.
Невольно Бейта подумала о тех пятнах света, которые можно видеть ночью, если плотно изо всех сил закрыть глаза, так чтобы стало больно, и внимательно смотреть. Сейчас происходило нечто подобное: разноцветные точки плясали, складывались в концентрические круги, в бесформенные массы, которые странно дрожали. Но сейчас все происходило в больших размерах, разнообразнее, каждая маленькая цветная точка была фигуркой.
Они кинулись на нее парами, и от неожиданности она подняла руки, но они остановились, на мгновение она была окружена световым снегопадом: холодный свет стекал с ее плеч и рук люминесцентным потоком, пока она не смогла отличить света от музыки.
Бейта подумала, видит ли Эблинг Мис то же самое, а если нет, то что именно. Эта мысль быстро промелькнула, а потом она снова стала зрительницей. Маленькие фигурки — были ли они маленькими фигурками? — крошечные женщины вертелись и нагибались слишком быстро, чтобы их движения мог зарегистрировать ее мозг, обхватывали друг друга, превращаясь в сияющие звездочки; сама музыка лилась слабым смехом, девичьим светлым смехом, еще звучавшим в ее ушах. Звезды соединялись, сияли друг другу, медленно образовывали какую-то форму, а снизу вырастал сказочный дворец. Каждый его камень имел свой собственный цвет, каждый цвет был крохотной искоркой, каждая искорка меняла свои очертания и медленно высвечивала двадцать башен, поднимающихся в небо. Сверкающий драгоценными камнями шатер космоса высветлил деревья, каждое из которых играло свою собственную мелодию.
Музыка окутала Бейту, звенела вокруг нее мощными лирическими потоками. Бейта протянула руку, чтобы дотронуться до дерева, и разноцветные бутоны медленно начали падать вниз и исчезать во вспышках света.
