— Что вы знаете об этом?
— То же, что и каждый торговец на Основании. Вполне возможно, что вы просто хитрый старикашка, которого поместили со мной в одну камеру, чтобы выведать какие-нибудь секреты. И ничего странного, что они целили из пистолетов не только в меня, но и в вас. А когда вы расскажете, что ненавидите Империю и готовы отдать Все ради ее разрушения, я в свою очередь должен буду открыть свое сердце и выплакаться у вас на груди. А потом генерал запрыгает от радости. Не очень-то надейтесь на это, док. Но все же мне хочется видеть в вас сына Онума Бара с планеты Сивенна — шестого и самого младшего — единственного, кто избежал кровавого побоища.
Лишь только Деверс закончил говорить, Дучем Бар потянулся к углублению в стене. Рука его дрожала, пока он вынимал плоскую металлическую коробочку. Затем старик достал еще один металлический предмет, тихо звякнувший, и протянул его Деверсу.
— Взгляните.
Деверс долго не мог оторвать взгляда, затем поднес запекшееся центральное звено цепочки к глазам и выругался.
— Это монограмма Мэллоу, будь я проклят, конструкция пятидесятилетней давности.
Он посмотрел на старика и улыбнулся.
— Вашу руку, док. Портативное силовое поле — единственное доказательство, которое могло меня убедить.
Деверс протянул свою большую руку Бару.
Крохотные звездолеты возникли из космических глубин и ринулись на гущу Армады. Без выстрела, без малейшей потери энергии они пронеслись между гигантскими неповоротливыми кораблями Империи, которые заворочались, как неуклюжие звери, и вновь унеслись в далекий космос. Две беззвучные вспышки пронзили пространство в том месте, где находились комариные звездолеты, остальные улетели неизвестно куда. Большие корабли начали было поиск, но потом вернулись к своей первоначальной задаче: стали заглатывать мир за миром, завершая окружение.
Бродрих носил одежды государственного секретаря, тщательно сшитые и еще более тщательно им носимые. Он шел по садам далекой планеты Ванда, временного Главного штаба, лениво помахивая рукой. Выражение его лица было мрачным.
Вместе с ним в черной форме шел Бель Риоз, воротничок его мундира был расстегнут.
Риоз указал рукой на черную скамейку, вокруг которой рос папоротник, создавая тень своими широкими развернутыми листьями, тянущимися к белому солнцу.
— Подумайте только, сэр, какая реликвия. Узорные скамейки для влюбленных все так же красивы и свежи, в то время как все заводы и дворцы обратились в руины.
Он уселся поудобнее, а личный секретарь Калеона II остановился рядом и точным движением посоха из слоновой кости сбил несколько листьев.
Риоз предложил Бродриху сигареты и, закурив, обратился к нему.
— Я должен благодарить мудрость его величества за то, что он прислал сюда именно вас, такого смелого и умного, наблюдателя. Я сразу перестал волноваться, что какое-то более важное дело в Империи затемнит нашу войну на периферии.
— Глаза императора повсюду, — ответил Бродрих. — Мы ничуть не преуменьшаем важность вашей кампании, но мне все же кажется, что ее трудности сильно преувеличены. Разве крохотные звездолеты — такой уж большой барьер, чтобы особенно тщательно проводить предварительное окружение?
Риоз покраснел, оставаясь спокойным.
— Я не могу рисковать ни жизнью своих людей, которых и так достаточно мало, ни, тем более, своими звездолетами, потеря которых будет невосполнима, если мы поспешим с прямым нападением. Когда же завершится окружение, в четыре раза повысятся шансы на победу. Избранную мной военную тактику я вам объяснил еще вчера.
— Ну что же, я не военный. В данном случае вы убедили меня: правильным не всегда является то, что просто и очевидно; тут мы не возражаем. Но ведь ваша осторожность излишняя. Во втором сообщении вы потребовали подкреплений. И против кого? Немногочисленного врага, варваров, с которыми в ту пору у вас еще не произошло никаких маломальских сражений. Требование подкреплений при таких обстоятельствах указывает на некомпетентность, с чем трудно согласиться, учитывая вашу смелость и блистательные заслуги в прошлом.
— Благодарю вас, — холодно ответил генерал. — Но позвольте вас уверить, что между смелостью и слепостью есть существенная разница. Можно рискнуть, зная своего врага и хотя бы приблизительно рассчитав степень риска, но начинать войну против неизвестного — безрассудная смелость. С таким же успехом можно удивляться, что человек прокладывает удачный курс в космос, а у себя дома спотыкается на каждом шагу.
